Гэри Дженнингс - Сокровища поднебесной
Итак, когда я преисполнился уверенности, что больше никаких монгольских девственниц уже не будет, и узнал, что Хубилай пребывает в хорошем настроении — недавно прибыл гонец, который принес известие, что Юньнань принадлежит ему и Баян медленно, но неуклонно продвигается вперед — в самое сердце Сун, я испросил у него аудиенции и был радушно принят. Я сказал Хубилаю, что выполнил свой долг по отношению к девственницам и благодарен ему за то, что он предоставил мне возможность оставить свой след в последующих поколениях Катая, а затем добавил:
— Великий хан, полагаю, я уже вдоволь натешился этой вакханалией необузданного наслаждения, и пора бы мне уже подвести черту под холостяцкой жизнью. Я хочу сказать, что уже достиг возраста, когда надобно прекратить непомерное расточительство сил — «преследование кобылиц», как мы называем это в Венеции, или «ныряние в черпак», как говорят в этих краях. Думаю, что мне пришло время подумать о более прочных отношениях, возможно с любимой наложницей, и я прошу вашего позволения, великий хан…
— Хох! — воскликнул он с радостной улыбкой. — Тебя покорила одна из этих двадцатичетырехкаратных девиц!
— О, все они просто прекрасны, великий хан, тут нечего и говорить. Однако меня пленила прислуживающая им рабыня.
Он откинулся назад и проворчал, слегка разочарованно:
— А-а?
— Это девушка народа мин, и…
— Ага! — воскликнул Хубилай, снова широко улыбаясь. — Можешь не продолжать! Я понимаю, чем она тебя покорила!
— …Я прошу позволения великого хана выкупить ее на свободу, потому что она служит вашей госпоже надзирательнице за наложницами. Ее имя Ху Шенг.
Он махнул рукой и сказал:
— Ее отдадут тебе, как только мы вернемся в Ханбалык. После чего она станет твоей служанкой, рабыней или возлюбленной, как вы сами с ней пожелаете. Это мой подарок тебе за то, что ты помог мне овладеть Манзи.
— Я благодарен вам, великий хан, от всего сердца. И Ху Шенг тоже будет вас благодарить. Но неужели мы скоро возвращаемся в Ханбалык?
— Мы покидаем Шанду завтра. Твоего приятеля Али-Бабу уже оповестили. Он, наверное, сейчас в твоих покоях, собирает вещи.
— Но чем объясняется столь неожиданный отъезд? Что-нибудь произошло?
Хубилай улыбнулся еще шире, чем раньше.
— Разве ты не слышал, как я упомянул о захвате Манзи? Из столицы только что прибыл гонец с этой новостью.
Я открыл рот.
— Империя Сун пала!
— Главный министр Ахмед прислал донесение, что отряд гонцов-хань приехал в Ханбалык, чтобы объявить о скором прибытии вдовствующей императрицы династии Сун — Си Чи. Она прибудет, чтобы лично вручить мне империю, императорскую печать и свою царственную особу. Ахмед мог бы принять ее, разумеется, как мой наместник, но я предпочитаю сделать это сам.
— О, конечно, великий хан. Это эпохальное событие. Свержение династии Сун и создание совершенно нового государства Манзи в составе ханства.
Он удовлетворенно вздохнул.
— В любом случае погода испортилась, так что охотиться здесь будет уже не так приятно. Поэтому вместо этого я отправлюсь в Ханбалык и приму трофей в виде императрицы.
— Я и не знал, что империей Сун правила женщина.
— Она всего лишь регентша, мать императора, который умер несколько лет назад. Он умер молодым, оставив после себя малолетних сыновей. Поэтому старая Си Чи правила временно, в ожидании, пока ее старший внук вырастет и взойдет на трон. Теперь этого уже не произойдет. Отправляйся, Марко, и приготовься к отъезду. Я возвращаюсь в Ханбалык, чтобы править расширившимся ханством, а ты начнешь строить свой дом. Да наделят боги нас обоих мудростью.
Я поспешил в свои покои и уже с порога закричал:
— У меня важные новости!
Али-Баба услужливо собирал мои вещи — то, что я привез с собой в Шанду, и еще кое-что, что я приобрел, пока находился здесь, — клыки первого убитого мной кабана, например, чтобы сохранить их на память, — и укладывал все в седельные сумки.
— Я уже слышал, — сказал он без особой радости. — Ханство стало больше и могущественнее, чем раньше.
— Есть и еще более удивительные новости, чем эта! Я встретил женщину своей мечты!
— Ну-ка, ну-ка, попробую угадать, которую именно. Через ваши покои недавно прошла целая процессия прекрасных женщин.
— Ты никогда не догадаешься! — воскликнул я ликующе и начал было расхваливать прелести Ху Шенг. Но осекся, заметив, что Али не обрадовался вместе со мной. — Ты выглядишь необычно хмурым, старина. Тебя что-то гнетет?
Он пробормотал:
— Этот гонец из Ханбалыка привез и другие новости, не столь радостные…
Я присмотрелся к нему повнимательней. Спрятанный под седой бородой подбородок явно дрожал.
— Да что случилось?
— Гонец сказал, что, когда он покидал город, его перехватил один из моих мастеров каши, который просил передать мне, что Мар-Джана пропала — ушла и не вернулась.
— Что? Твоя добрая жена Мар-Джана? Но куда же она могла подеваться?
— У меня нет ни единой мысли на этот счет. Торговец из лавки сказал, что какое-то время тому назад — должно быть, с месяц или больше — в лавку каши зашли два дворцовых стражника. Мар-Джана отправилась с ними. С тех пор ее не видели и ничего о ней не слышали. Работники, разумеется, пребывают в смущении и замешательстве. А больше мне ничего не известно.
— Дворцовая стража? Но тогда это, должно быть, какое-то официальное дело. Я побегу обратно к Хубилаю и спрошу…
— Он утверждает, что ничего об этом не знает. Я ведь уже ходил и расспрашивал его. Он, кстати, велел мне укладывать наши вещи. И поскольку мы возвращаемся в Ханбалык немедленно, я не стал поднимать шума. Полагаю, что, когда мы прибудем туда, я узнаю, что произошло…
— Это все очень странно, — пробормотал я.
Больше я ничего не сказал, хотя мигом возникли непрошеные воспоминания — записка, которую привез Али: «Я появлюсь, когда ты меньше всего будешь этого ждать». Я не показывал записку Али и не сообщил ему, о чем в ней говорилось. Я не видел нужды беспокоить товарища своими проблемами — или я тогда считал, что они являются только моими, — поэтому просто порвал и выбросил то послание. Теперь я жалел об этом. Как я уже говорил, мне было трудно разбирать монгольское письмо. Вдруг я что-нибудь неправильно понял? А не могло быть так, что на этот раз там говорилось о чем-то другом? «Жди меня там, где меньше всего можно этого ожидать», например? А вдруг письмо передали Али-Бабе не для того, чтобы напугать или предупредить меня, а чтобы избавиться от него, убрать из города и провернуть в его отсутствие свои грязные делишки?