Сергей Бортников - Добро пожаловать в Некрополь

Официально замужем Нелля никогда не была. Отца своего она не помнит, маму похоронила в прошлом 1966 году…

Чтобы убедиться в достоверности этих данных, младший лейтенант Ковальчук ранним утром в понедельник отбыл в командировку в родной Киев.

Ковальчук и Тур долго убеждали первого секретаря райкома партии в том, что сын их соратников по борьбе с фашизмом — не враг и не кулак. Кони для него — смысл жизни, а не средство наживы.

После долгих уговоров партиец согласился и даже пообещал открыть в Шацке школу верховой езды, в которой за Санькой будет закреплено место то ли тренера, то ли инструктора.

Сие радостное известие Туру не терпелось передать Валентине Никаноровне, и он стал «запрягать» в дорогу свою любимую «лайбу».

Путь к её дому пролегал мимо строящейся турбазы, и Ковальчук не упустил случая проведать Юрия Галаберду, с которым после пятничного выступления у него завязались весьма дружеские отношения.

— Иван Иванович, Владимир Михайлович, какими судьбами? — весело поприветствовал гостей начальник строительства, поочерёдно обнимая каждого из ветеранов.

— Да вот, собрались проведать боевую подругу — Валентину Никаноровну, она здесь неподалёку живёт. А у вас что нового?

— Ничего. Разве что прораб — Прокопчук — до сих пор так и не нашёлся.

— Вот те раз! Может, что-то случилось?

— Вряд ли. Хотя странно. Виктор Гаврилович всё время был рядом со своими шаромыжниками, но, как только я о нём вспомнил, схватился за живот — и в кусты!

— У вас есть его фото?

— Нет, конечно.

— Копия паспорта?

— Откуда?

— А трудовая книжка?

— Какая-то «левая» лежит в отделе кадров. Ему свою занятость афишировать незачем — человек на пенсии.

— Как же так, а, дорогой Юрий Абрамович?

— Ну, вы правильно меня поймите… Мои люди не успевают закончить строительство в срок, а начальство постоянно торопит: давай-давай, чтоб к следующему сезону объект был готов; вот я и вынужден пользоваться услугами шабашников. А с тех — что возьмёшь? Один паспорт на всех, одна трудовая, оформил по договору — и вперёд за орденами.

— Выходит, вы и двойной бухгалтерией не брезгуете, Юрий Абрамович?

— Есть такой грех, признаюсь честно. Только вы меня не сдавайте, ладно?

— Хорошо, если точно опишешь нам своего прораба.

— Сейчас, дорогие мои, сейчас… Позову Валенту, он вам его мигом нарисует.

— О! Правильно. Я и забыл, что у тебя под рукой есть свой собственный Микеланджело.

— Кстати, как вам его мазня?

— Очень хорошо. Ничего подобного я раньше не видел!

— Садись, Сашок, вот тебе альбом, вот карандаш. Нарисуй портрет нашего прораба, — предельно вежливым тоном распорядился Галаберда.

— Прокопчука?

— Так точно! — подтвердил Тур.

— Это я мигом…

Художник набросал по центру листа овал, затем принялся наращивать детали. Глаза, нос, рот, уши…

— Похож? — наконец спросил.

— Если честно, не очень, — признался Юрий Абрамович. — Брови не такие, лоб узковат… И морщин ему добавь, а то намалевал, понимаешь ли, сорокалетнего мужика, а ему — далеко за шестьдесят.

— Шестьдесят восемь, — уточнил Валента.

— А ну-ка, ну-ка, — что-то в образе Прокопчука зацепило Ивана Ивановича, и он принялся давать советы живописцу. — Не надо его старить. Оставь, как есть… А на другом листе — нарисуй новый портрет, более современный, что ли.

— Хорошо, — согласился Александр, которому явно льстило внимание старого чекиста, и принялся резво набрасывать штрихи хорошо заточенным карандашом.

— Вот теперь, как живой! — одобрил Юрий Абрамович.

— Тебе, Вова, он никого не напоминает? — спросил Ковальчук.

— Нет, Ваня…

— А ты приглядись внимательнее.

— Чёрт возьми, это же… Селезнёв!

К Валентине Никаноровне решили не ехать. Послали быстроногого Валенту с просьбой сообщить ей радостное известие, а сами помчали в НИИ, чтобы встретиться с руководителем филиала и его очаровательной заместительницей.

Директор был в стельку пьян.

— Она меня бросила… — рыдал он, уткнувшись носом в стопку служебной документации.

Тур, нажимая до полика педаль акселератора, погнал свою «лайбу» ещё дальше по дороге в Шацк. К своему другу участковому он уже не входил — влетал!

— Срочно набери телефонистку! Нам нужен начальник областного управления КГБ.

— Есть! Санечка, соедините меня…

— Полковник Ковальчук! — вырвал трубку Иван Иванович. — Немедленно объявите в розыск гражданку Пушнову, 1929 года рождения. И гражданина Прокопчука Виктора Гавриловича, предположительно 1899–1990 года рождения. Высокий, импозантный, выглядит намного младше своих лет.

— Понял! Сделаем! — заверил подполковник.

Младший лейтенант уже несколько часов гонял по Киеву в поисках нужной улицы и никак не мог её найти. Наконец вспомнил, что у него есть «волшебное» удостоверение, и обратился за помощью к постовому.

Тот долго, но доходчиво показывал короткую дорогу.

В трёхэтажке довоенной застройки было всего два подъезда, по девять квартир в каждом. Шестая находилась на втором этаже первого из них. Туда Ваня заходить не стал — зачем, там живут другие люди. А вот в пятую постучал.

— Вы к кому? — грозно поинтересовалась миловидная девчушка лет восемнадцати, без промедления выскочившая на лестничную клетку.

— Мне всё равно. Я из госбезопасности, младший лейтенант Ковальчук.

— Документы у вас есть?

— Так точно, моя ты бдительная! Вот, полюбопытствуй.

— Дайте я его хорошенько рассмотрю.

— В чужие руки такие вещи не передаются. По уставу не положено.

— Ясно… Что вы хотите?

— Соседкой вашей интересуюсь. Бывшей.

— Какой именно?

— Софьей Валентиновной Пушновой…

— Я её не помню. Этажом выше, над нашей квартирой, живёт дядя Миша — они дружили.

— Спасибо.

Перепрыгивая через ступеньки, Иван взбежал наверх и нажал кнопку звонка.

На его зов вскоре откликнулся грузный до неприличия мужчина с постоянно вываливающимся наружу из-под узкой рубахи брюшком.

— Дядя Миша, вы будете?

— Ну я…

— Младший лейтенант госбезопасности Ковальчук.

— Понял. Я чем-то проштрафился?

— Пока — нет. Соседку вашу ищу. Пушнову.

— Соньку?

— Ага…

— Так она того, ещё в прошлом году умерла.

— Где похоронена?

— На Байковом!

— Воевали?

— А то… Гвардии старшина. Дошёл до Кенигсберга, то есть Калининграда, прошу прощения.

— Она одна жила?