Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
— Упрямица, — пробормотал Джон, и, едва успев взять свой клинок, охнул — шпага Беллы вонзилась ему в плечо.
— Я не хотела, — растерянно пробормотала она. «Джон, я не хотела, я случайно….»
— Случайно, — он опустил шпагу, и, сделав шаг к жене, взял ее за руку, повторив: «Случайно».
— У тебя кровь, — она вся дрожала. «Надо перевязать, Джон».
— Царапина, — лениво сказал он, и, отбросил свою шпагу на траву. Он подтянул жену ближе, и поцеловал ее — долго, глубоко, так, что она едва успела простонать: «Господи, Джон, что….»
— Вот это, — он скинул с нее камзол, и, взявшись за ворот рубашки, разорвал ее. «И еще вот это, — он приник губами к высокой, маленькой, девичьей груди. Под одеждой она была горячей, — обжигающей, — и пахло от нее — розами, едва уловимо, еле заметно. Джон взял губами медвежий клык, что висел в начале стройной шеи, и, наклонив голову, поцеловал царапину на белой руке.
— Джон, — она потянулась снять с него рубашку, — у тебя же кровь, дай мне, — она прижалась губами к его плечу, и мужчина застонал, расплетая ей косы. «Пожалуйста, Белла, пожалуйста, не надо меня мучить, — они опустились на траву. Белла, откинув голову, задрожав ресницами, шепнула: «Нет, это ты — не мучай меня, Джон».
— Господи, да что это? — успела подумать девушка, а потом не было ничего, — кроме его голоса, его рук, его дыхания, и она, успев услышать: «Я так люблю тебя, Белла, так люблю! — закричала — громко, освобождено.
— Я люблю тебя, — повторял Джон, — слышишь, люблю, больше всего на свете, больше жизни!
Белла, пожалуйста, никогда, никогда, не покидай меня!
— Не покину, — она тяжело, со всхлипами дышала, обнимая его. «Господи, Джон, да что же это, что это такое!»
Она внезапно раскинула руки, выгнувшись, крича, вырывая траву, кусая губы. «Да! — крикнула Белла. «Да, я люблю тебя, еще, еще, пожалуйста, хочу еще!»
— Будет, — Джон поднял ее на руки и понес в сторожку. «Будет столько, сколько ты захочешь, любимая». Даже не оглянувшись на шпаги, что валялись в траве, он опустил засов на двери, и, не видя ничего вокруг, прижал ее к стене, срывая одежду.
— Теперь я, — приказала Белла, целуя его, опускаясь на колени. Он и сам закричал, прижимая к себе темноволосую, растрепанную голову, а потом, укладывая ее на сухое, пахнущее летом и цветами сено, целуя ее ноги, — от тонкой щиколотки до белой, нежной кожи повыше, сказал: «Никуда тебя не отпущу, поняла, дочь Ворона? Никуда и никогда».
— Я и не собираюсь, — она подняла длинную ногу на его плечо и вдруг охнула: «У тебя там рана».
— Я потерплю, — усмехнулся Джон, и Белла, почувствовав его, томно застонав, сказала:
«Теперь все так, как надо, так хорошо, так хорошо».
— Теперь, — Джон наклонился и прижал ее к сену, — так будет всегда. А сейчас лежи, я сам все сделаю, — он взялся зубами за стройную шею, и жена, задрожав, широко раздвинув ноги, спросила: «А потом?»
— А потом будет еще кое-что, — он закрыл ей рот поцелуем, и Белла, обняв его, вдруг ощутила свежий ветер, что бил ей в лицо, и увидела ревущие, тяжелые валы океана. «На марсе, да, — подумала она, раскинув руки, сладко крича. «Так было на марсе, в шторм. Свобода, и счастье, и вся жизнь впереди».
Марфа подобрала шпаги, и, неслышно скользнув к сторожке, усмехнувшись, положила клинок Джона на пороге. Вскочив в седло своего коня, она наклонилась к лошади внучки и развела руками: «А ты жди, дорогая моя. Уж не знаю, — сколько». Женщина улыбнулась, и, развернувшись, выехала на лондонскую дорогу.
Она проскользнула в парадные двери усадьбы — солнце уже встало, слышен был скрип телег, и крики торговцев с Биллинсгейта, и, быстро взбежав наверх, оставив шпагу рядом с кроватью Николаса, — мужчина все еще спал, — переоделась в домашнее.
На кухне пахло кофе и жареным беконом.
— Мужчины, я смотрю, не вставали еще, — заметила мистрис Мак-Дугал, наливая ей кофе в серебряную чашку. Щенок сидел у черного хода, умильно наклонив голову.
— Потом остатки получишь, — пообещала Марфа собаке, устраиваясь удобнее. «Нет, мистрис Мак-Дугал, спят».
— И ее светлость герцогиня тоже? — поинтересовалась шотландка, разбивая яйца на противень, что висел над очагом.
— Ее светлость герцогиню, — Марфа подняла бровь, и потянулась за булочкой, — муж забрал, на рассвете еще. Они в деревню поехали, на несколько дней. А, Николас, — она увидела племянника на пороге кухни, — садись, завтрак готов.
— Мы не опоздали? — недоуменно спросил Николас, глядя на солнце, что било в мелкие переплеты кухонного окна.
— Опоздали, — согласилась Марфа, отставив руку, любуясь отполированными, розовыми ногтями. «Джон передает свои искренние извинения, и приглашает вас с Констанцей на обед. Ну, — Марфа усмехнулась, — не сейчас, а так, дня через три, когда они с женой из поместья вернутся».
— Что это с ним случилось? — удивился Николас, отрезая себе свежего хлеба.
— Да уж не знаю, — искренне сказала Марфа. «А, Майкл, ты тоже проснулся».
— Проснулся, — согласился Волк, садясь за стол. В его голубых глазах метался смех. «Что, отменили дуэль?».
— Угу, — кивнула Марта и, подозвав к себе щенка, сказала: «Вот, Николас, Питер привез тебе из деревни, на корабль. Это нашего Цезаря сын, — она рассмеялась. «Возьмешь?»
— Ну как же не взять, — улыбнулся мужчина, потрепав рыжую голову собаки. «Назовем, — он задумался, — Тунерк, это «подарок», на языке местных, что там, на севере живут.
— Хороший пес, — Волк принялся за еду: «Надо будет там, в Квебеке, тоже собаку завести, для охоты. Ну и Стивен давно просит. Нам с тобой, Николас, еще над картами надо посидеть, вот после завтрака этим и займемся».
Уже когда Марфа выходила из кухни, она услышала сзади веселый шепот зятя: «Марфа Федоровна, — укоризненно, скрывая улыбку, сказал Волк, — ну можно было бы как-то по-другому…, А если бы что-то случилось?»
— Да ничего бы с вами, здоровыми мужиками, не случилось, — ответила Марфа, почти не размыкая губ. «Не первый раз это делаю, слава Богу. Зато выспались оба».
— То-то я вчера удивился, — Волк едва не рассмеялся вслух, — что это вы красное вино не пьете.
— Не люблю, — сладко улыбнулась женщина, и, свистнула щенку: «Пошли, Тунерк, погуляем с тобой».
Яков отставил руку подальше и полюбовался карманными часами — изящными, оправленными в золото.
— Тут такой же механизм, как в приборе, что измеряет долготу, ваше Величество, — объяснил Николас. «Это самые точные часы в Европе, других таких ни у кого нет».
— И не будет, — усмехнулся король, погладив искусно отшлифованное стекло. «Ну, сэр Николас, поблагодарите от меня леди Констанцу и осторожней там, — он кивнул головой, — на севере, не потеряйте ее, другой такой, — Яков расхохотался, — не будет».
