Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
Желание наше к сему было так велико, что мы готовы б были и тогда уже приступить к сему преобразованию оных, если б не препятствовало к сему с одной стороны сколько краткость времени, столько с другой и бывшая тогда самая рабочая и такая пора, что нельзя было никого оторвать с поля для работ садовых и производства наших затеев в действо, — и потому принужден я был довольствоваться одним только тем, что успел объездить и осмотреть все мои дачи и угодья, повидаться с братом Михаилом Матвеевичем и сделать кой–какие распоряжения в доме. Совсем тем, не преминули мы с сыном воспользоваться хотя теми немногими людьми, которые с нами приехали, и бывшими в доме, и при помощи их расчистить в вершине свою течку, я начали кое–что и другое делать, сообразно с нашими новыми затеями. И можно сказать, что дни сии были достопамятною для садов моих эпохою в будущем времени, в котором начались с ними превеликие работы, относящиеся до их преобразования.
Препроводив в сих замыслах и упражнениях в сей раз не более двух или трех дней, поехали мы с ним наконец к другу моему, господину Полонскому, в его Зыбинку. Сего нашел я уже совсем в ином положении, нежели в каком любезный человек сей был прежде. Он был уже тогда вдовцом, ибо жена его, с которою он, за несколько до того времени поссорившись, разошелся, умерла. Он же, живучи в уединении, не только отяготел, но и одряхлел приметным образом. Но сие бы еще не составляло дальней важности, но переменило все положение его, наиболее то, что он связался тесною дружбою с одним из господ Шишкиных, Александром Левонтьевичем, человеком хотя не глупым, но самого дурнейшего характера, умевшим к нему так подольститься, что он, женив его на одной бедной соседке, подарил ему даже одну из деревень своих, в близости тут находящуюся. Но сей, вместо благодарности за то, приучил его к тому, к чему он до того ни мало был не сроден, а именно к частому гулянью или, прямее сказать, спил его почти к кругу. Словом, я ахнул ажно, нашед его в таком положении, что тогдашняя его жизнь ни на что уже не походила, и сожалел уже о том, что завез с собою к нему своего сына. Но как с собою мне его к наместнику взять никак было не можно, то принужден уже был его на несколько дней у него покинуть, что и г. Полонскому, по–видимому, было не противно, ибо, по прежней своей ко мне дружбе, все еще был он ко мне ласков и дружелюбен.
Итак, отобедав у него и оставив своего Павла в Зыбинке, пустился я в тот же еще день далее. Переночевав в Серпухове, пробирался кое–как проселочными дорогами и приехал наконец к наместнику столь рано, что мы успели еще с ним обходить многие места его усадьбы.
Я нашел у наместника тут прекрасный каменный дом, во всем почти подобный нашему богородицкому и распрекраснейшую усадьбу. Он жил тут как бы какой английский лорд, и все у него прибрано было тут по–боярски. Позади дома находился регулярный сад, со множеством беседок и разных домиков, а перед домом обширное место с несколькими прудами, а за ним увидел реку Пахру, протекающую прекрасною излучиною, а за оною и по сторонам прекрасный лес и рощи. Словом, положение места было пышное и такое, что и не инако оное, ровно как и все то, что им сделано было, хвалить был должен.
Наместник приездом моим был очень доволен, а поднесенною ему картиною еще того более. Он не мог ею довольно налюбоваться и показывал всем ее за диковинку, а особливо фаворитке своей, госпоже Вельяминовой, которая гостила у него тогда тут же со своим мужем. И при сем то случае насмотрелся я довольно сей госпоже, игравшей тогда важную роль, и не мог довольно начудиться ее мужу, не чувствующему от того стыда, что носил почти только звание мужа, и жертвующему женою своею в угодность сему вельможе. Но не столько удивителен был он мне, сколько отец сей госпожи. Он был г. Бунин и служил тогда городничим в городе Белеве, где наместник и познакомился с сим семейством. Говорили, что будто бы сам и отец, и мать сей госпожи, бывшей тогда девушкою, поспешествовали сами такому знакомству дочери своей с наместником и единственно для того, чтоб пользоваться его милостью. И дабы можно было ему ее иметь у себя в близости, то и выдана она была за молодого человека из фамилии Вельяминовых, которого наместник по самому сему случаю произвел в люди и который, находясь при нем в должности советника правления, играл также тогда важную роль. Но как бы то ни было, но для меня как постороннего человека не было в том никакой нужды, и я доволен был тем, что и госпожа сия обходилась со мною довольно ласково и совсем не так гордо, как с другими.
Для жительства мне отведена была одна беседка в саду его, чем я был и доволен. Наместник принял меня как гостя и тотчас повел меня показывать все им сделанное в своей усадьбе. Я хотя и хвалил все, но находил везде более употребленного кошта к работе, нежели вкуса. Но умалчивал о том, а преподавал ему только мысли о разных других вещах, которые, по мнению моему, было бы не дурно еще сделать. Всеми сими, как в тот, так и в последующий день так я его прельстил, что он смеясь сказал мне наконец: «Нет, нет, Андрей Тимофеевич, впредь ты ко мне, пожалуй, сюда не езди, а то ты меня заведешь в бесконечные хлопоты и убытки своими заманчивыми предложениями».
На другой день съехались к наместнику множество других гостей и весь оный провели мы весело и так, как бывает в Англии. Поутру собрались мы все пить к нему чай; совокупно и для завтрака поставлен был в зале большой круглый стол и за ним, сидючи кругом, пили мы чай. Потом до самого обеда, имели мы, все бывшие тогда у него в гостях, свободу ходить и гулять, где кто хотел, и делать, кому что угодно. И как через колокол надо было всем знать, что обеденный стол был готов, то поспешили все к оному и были угощены сытным и пышным обедом. А после обеда все достальное время провели мы в беспрерывных общих гуляниях по прудам и по рощам, переезжали через реку и там в поставленном шатре пили чай. Потом ездили с ним на бумажную его фабрику, гуляли по его английскому, ничего не значащему, саду и так далее. Словом, весь день провели мы в удовольствии.
Утром же в следующий за сим день занимался наместник наиболее со мною разговорами о разных материях, показывал час от часу более своего ко мне благоволения и не прежде меня от себя отпустили как пред вечером, всем его приемом и угощением крайне довольного. Но как я ни поздно от него поехал, но успел в тот же еще день доехать ночевать в Лопасну; а наутрие заехать к г. Полонскому и, взяв от него сына, возвратился к вечеру в свое Дворяниново.
Путешествие сие колико было мне приятно, толико, напротив того, сыну моему все сие время было крайне скучно. Он не рад был, что попался тогда к г. Полонскому, сидящему только за своим столиком и раздергивающему шелковые лоскутки, или перебирающему по зернышку пшеницу на семена и не занимавшемуся с ним ни каким почти разговором. А сие натурально и нагоняло сыну моему скуку, и он прожил сии дни, равно как в неволе, и рад был, что ему удалось сходить для прогулки на берег реви Оки. Которая его прогулка была тем достопамятна, что он нашел там в песке множество раковин и улиток, и преподала мне мысль велеть их набрать как можно более и употребить их потом на украшение нашего грота. Впрочем, достопамятно, что сей раз был уже последний, что я видел г. Полонского, ибо после того до самой его кончины, воспоследовавшей чрез несколько времени после сего свидания, не удалось мне уже никогда видеть сего моего друга, которого любовь ко мне так мне памятна, что я и поныне видал нередко издали то место, где почиет прах его, смотря на оное с чувствительными движениями душевными, и всякий раз желаю ненарушимого костям его покоя.
