Казанова в Петербурге - Галина Грушина
С удовольствием перечитав написанное, он вручил бумагу Вальвиль. Обеспокоенно прочтя его сочинение, актриса осведомилась в раздумье:
— Вы хотите, чтобы я это подписала?
— А почему бы и нет?
— Но тогда могут подумать, что я отказываюсь от дорожных денег.
— Я сочту себя последним из людей, если вы не получите кроме дорожных еще и годовое жалование.
— Но не слишком ли будет просить и то, и другое?
— Ничуть. Императрица согласится, я знаю ее.
— Вы проницательный. Хорошо, я подпишу. Что дальше?
— Дальше вы поедете в Царское Село, дождетесь выхода императрицы и вручите ей прошение.
На этом деловая часть встречи закончилась. Затем последовал обильный ужин, прошедший очень весело, по окончании которого они переместились в постель. Как и ожидал кавалер, Вальвиль не была ни жеманной, ни церемонной, и он получил от нее полное удовлетворение.
Задержавшись допоздна у новой возлюбленной и вспомнив среди любовных утех о сумасбродности Заиры, которая могла в его отсутствие выкинуть невесть что, он послал к ней кучера сказать, что уехал в Кронштадт и там заночует. Вальвиль полюбопытствовала, кто такая эта Заира, и кавалер живописал ей историю той, которую покидал. Ему показалось, актриса не поняла главного: разлука с Заирой огорчала его. Для Вальвиль все в любви, помимо постели, было каприз и фантазия, то есть вещи, не стоившие внимания. Впрочем, тем она и была хороша.
ЗАИРА И РИНАЛЬДИ
Оставив Заиру наедине с Ринальди, кавалер совершил доброе дело: у архитектора наконец-то развязался язык.
— Дитя мое… — склонился он над рыдавшей девушкой. — Фекла… Тэкла…
— Ой! — подняла мокрое лицо Заира. — Спасибо, барин, за Феклу. А то мой-то кличет меня Заирой, будто корову. А я в церкви крещена.
Ринальди присел рядом с нею, ссутулившись:
— Я стар и не могу рассчитывать на твою любовь.
Кинув на него быстрый взгляд, Заира согласилась: лысый, маленький и некрасивый, он никак не походил на роскошного кавалера де Сенгальта.
— Мне 57 лет, тебе 15,— продолжал он. — Ты еще не начинала жить, я уже давно прожил лучшие годы. Нет, я не гожусь в любовники. Все это глупость с моей стороны. Но когда я обучал тебя итальянскому языку и ты, доверчиво глядя на меня, повторяла «милый, дорогой», я не мог сдержаться и влюбился.
Тут Заире почудились слезы в его голосе, и она удивленно покосилась на старого чудака.
— Я ничего не жду для себя, — продолжал он. — Ты станешь моей воспитанницей. Я найму тебе учителей. Ты выучишься грамоте, танцам, французскому языку…
— Бить не станете? — тяжело вздохнув и вытирая нос ладонью, потребовала она ясности.
— Бить? — растерялся архитектор. — Я в жизни кошку не ударил. Спроси любого из моих слуг. Твоего младенца можно будет отдать кормилице или оставить при тебе, как захочешь… Впрочем, если я тебе совсем противен, тогда я отпущу тебя к родителям.
Заира больше не плакала. Перекинув на грудь свою толстую косу, она рассеянно заплетала ее кончик.
— Я подумаю, — наконец после молчания кивнула она. Вернувшись домой, кавалер застал Заиру раскладывавшей карты: она выглядела печальной, но глаза ее были сухи. Ни слова упрека не сорвалось с ее уст; более того, она даже не глянула на сожителя. Задетый ее бесстрастием за живое, он сказал:
— Вот и хорошо, что ни слез, ни рыданий. Устраивать любовнику скандалы — фи! Разве цветок устраивает скандал мотыльку, покидающему его?
Она промолчала. Он сел рядом и смешал ей карты:
— Опять? Гадать по картам, когда имеешь дело с великим провидцем, знатоком каббалы, изобретателем магической пирамиды и повелителем духа Паралиса? Я погадаю тебе без карт. Слушай. Через несколько месяцев ты родишь сына и назовешь его Джованни.
— Стану я так дите называть! — презрительно дернула она плечом. — Иваном будет.
— Молчи и слушай, — почувствовав прилив вдохновения, поднял он палец. — Сына ты отдашь кормилице на воспитание, а сама расцветешь, как роза.
— Как шиповник, что ли? — заинтересовалась она.
— Не перебивай. Тебе сыщется богатый покровитель.
— Господин Ринальди?
— А хоть бы и он, — кавалер нежно привлек к себе Заиру. — Дурочка, в отличие от меня он богат и не знает, куда девать деньги. Возле него ты станешь барыней. Поэты и художники будут восхищаться твоей красотой…
— Виршепоеты и богомазы? — пренебрежительно осведомилась Заира. — Не надо. Лучше пусть господин Ринальди выкупит моих родителей.
Кавалера вовсе не интересовала судьба родителей Заиры, однако, не желая раздражать девушку, он не стал ей перечить.
— Попросишь ласково, он и сделает. С ним ты будешь счастлива. Что до меня… Пройдут годы, и ты станешь вспоминать Джакомо Казанову с нежностью и благодарностью.
— Будь по-вашему, — освободившись из его рук, кивнула она. Обрадованный, он решил ковать железо, пока оно горячо, и пригласил к себе Ринальди.
— Сударь, она согласна, — обрадовал он архитектора. — Милая, повтори то, что ты мне сказала.
Задрожав, Ринальди устремил на Заиру по-итальянски сверкавшие глаза.
— А сказала я то, — холодно отозвалась Заира, — что буду собственностью того, кому барин вручит мой паспорт.
— Но сама-то ты согласна? — настаивал кавалер.
Она осталась непреклонна:
— Я поступлю по воле барина.
Разговор прервал гайдук, бесцеремонно войдя и вручив хозяину записку. Кавалер развернул ее. Писала м-ль Вальвиль: она просила срочно явиться к ней. Попросив Ринальди и Заиру обо всем договориться без него, кавалер спешно устремился к новой любовнице.
Ринальди умоляюще кивнул Акиндину, столбом застывшему посреди комнаты, чтобы тот вышел, и обратился к Заире:
— Дитя мое, скажи наконец свое решение.
— А сколько вы заплатите за меня моему хозяину? — неожиданно поинтересовалась она. — Я ведь стою теперь дороже, чем раньше: при мне наряды, я знаю язык и обучена итальянской любви.
— Умоляю тебя, — всплеснул руками архитектор. — Забудь всю науку господина Казановы. И не говори о деньгах.
— А о чем я должна говорить?
— Согласна ли ты перейти под мое покровительство?
— Воля хозяйская.
— А твоя?
Заира сжалилась над старым архитектором. Потупившись, играя кончиком косы, она прошептала:
— Вы мне не противны.
Ринальди молчал, от счастья не в силах выговорить ни слова.
— О Фекла! — наконец выдохнул он; из глаз его потекли слезы. — Я все сделаю для тебя. Только обещай никогда не называть меня «старым хрычом».
РАССТАВАНИЕ
Вальвиль прыгала от восторга: она только что вернулась из Царского Села, где сумела увидеть императрицу. Екатерина выходила из церкви, тут же на ходу прочла ее прошение и сделала на нем собственноручную надпись: «Г-ну кабинетному секретарю Елагину», что означало разрешение ее выдать актрисе годовое жалование, сто рублей на дорогу и паспорт. Уговорившись о дне отъезда, обрадованные любовники тут же пылко заключили друг друга
