Дороти Даннет - Путь Никколо
— A, il signoro ди Астариес и il signoro Лионетто. Я как раз искал вас. Прошу вас, разрешите поскорее ваш спор, и я угощу вас вином.
Вмиг притихшие и даже как будто ставшие ниже ростом, оба капитана застыли на месте, а затем обернулись к тому, кто произнес эти столь лестные для них слова. Однако в руках они по-прежнему сжимали кубок, ставший причиной ссоры, тщетно пытаясь найти выход из положения.
Дилемма решилась сама собой, и отнюдь не благодаря мессеру Николаи или капитану судна.
Саймон, шотландский торговец и гость капитана, с невозмутимым видом прошествовал к наемникам. На мгновение он застыл, а затем внезапным, точно рассчитанным ударом выбил стеклянный сосуд из расслабившихся рук. Траектория полета оказалась очень точной. Под слитный возглас восхищения и ужаса бокал взмыл в воздух, перелетел через планшир и, описав сверкающую дугу, окончательно и бесповоротно исчез в водах гавани. Все взоры устремились на Лионетто, который, яростно сверкнув глазами и пробурчав что-то себе под нос, наконец широко ухмыльнулся шотландцу.
Толпа выжидательно и с куда большей надеждой уставилась на Асторре, который приобрел злосчастный кубок.
Асторре взялся за кинжал, затем опустил руку, после чего развязал кошель и вытащил оттуда монету. Торговля, и без того довольно вялая, окончательно замерла.
— Полновесный флорин, — объявил Асторре, — тому человеку, который вернет мне мою собственность.
— Стойте! — воскликнул капитан. Палуба, заходившая ходуном, наконец успокоилась у него под ногами, когда готовые броситься за борт ныряльщики застыли и обернулись на голос. Грек улыбнулся.
— У меня есть предложение, — снисходительно заявил капитан. — Пусть успехом увенчаются усилия одного человека. Посмотрим, как справится раб. Нырять — это его работа.
Он был хозяином на корабле, и потому даже те, кто ворчали, делали это вполголоса. Теперь вместо того, чтобы прыгать за борт, они столпились, выбирая место, откуда видно получше. Ближе всего к сходням оказались Асторре и Лионетто.
Здоровенного африканца освободили от цепей. С помощью знаков ему объяснили, что делать, а затем на ломаном испанском то же самое повторил один из гребцов. Затем, увидев, что черномазый по-прежнему колеблется, его швырнули за борт, да еще нацелили луки вдогонку, если вдруг тому придет в голову попытаться вплавь добраться до берегов Гвинеи.
После эго всякий раз, когда он вновь показывался на поверхности, они швыряли в него всем, что ни попадало под руку, покуда он не нырял вновь. Никто не собирался торчать здесь весь день.
Капитан терпеливо дожидался заранее условленного для себя момента, когда придется с сожалением объявить, что поиски не увенчались успехом. Вот почему когда кудрявая голова вновь показалась над водой и негр в высоко поднятой руке показал уродливый розовый бокал, капитан был удивлен и раздосадован.
Он слышал, как, завидев кубок, чудом оставшийся невредимым, с шумом выдохнули оба глупца, стоявшие у трапа. Заметил улыбку на лице владельца и ярость Лионетто.
Чернокожий тем временем подплыл к сходням и стал выбираться на палубу. Там, наверху, к нему уже тянулись длинные руки Лионетто, и короткие — капитана Асторре. Африканец замешкался, не зная, кому отдать добычу.
Грек негромко проговорил что-то хозяину судна, и тот обратился к гребцу, понимавшему по-испански:
— Скажи рабу, чтобы не отдавал кубок наемникам. Пусть бросит его этим людям из — как их там? — дома Шаретти. Мессер Николаи покажет. Вон те трое, видишь?
Ничего не подозревавший Юлиус внезапно обнаружил себя в центре внимания, после чего вся толпа разом запрокинула головы, словно чтобы полюбоваться фейерверком. Он зачем-то также посмотрел в небо. Там, высоко в воздухе, прямо на него летело нечто розовое и сверкающее, очень похожее на этот нелепый кубок, из-за которого поднял такой шум Асторре. Юлиус покачнулся, едва не сбитый с ног Феликсом, который прыгнул, пытаясь ухватить бокал.
Феликс разозлил его, и мейстер Юлиус был рад, когда тот, в свою очередь, оступился; Клаас спокойно занял его место, поднял большие, надежные руки и поймал кубок.
Юлиус готов был поклясться, что он поймал его.
Так что трудно сказать, каким образом мгновением спустя бокал уже вовсе не был в руках у Клааса — он разлетелся облаком сверкающих розовых осколков, которые осыпали все вокруг меха шелка, чаши с майоликой, сахарные головы, а также сапоги, одежду и ножны собравшихся вокруг людей.
Асторре и Лионетто в едином порыве устремились к незадачливому Клаасу с оружием в руках. Позади широко улыбался милорд Саймон.
Лионетто, который не платил за кубок, остановился первым, в изумлении уставился на свой обнаженный кинжал, а затем вернул его в ножны и расхохотался, запрокинув голову.
— Так ты говорил, что вы вдвоем с этим глупым мальчишкой можете раздеть меня до портков?! Так ты сказал! Асторре, какой же ты болван! Ты даже не смог удержать собственный бокал, а он не сумел его поймать! Раздеть меня до портков!
— А, — негромко промолвил грек. — Какая жалость.
— В самом деле? — переспросил капитан. — Ну, теперь мальчишке придется несладко. Но как бы они вновь не вцепились друг другу в глотки. Право, все это зашло слишком далеко. Пусть кто-нибудь сообщит этим двоим, что капитан корабля сожалеет, но из-за недостатка времени больше не сможет предложить им вина, и будет рад, если они уладят свою ссору на берегу. Сообщите мне, когда они уйдут. Мессер Николаи!
Он приподнял занавес, чтобы грек мог вернуться в кабину, и заметил, что монсиньор Аччайоли задержал взгляд на миловидном молодом шотландце, который составил им компанию за обедом: кажется, его имя Саймон. Мессер Дуодо даже задался вопросом, без особого, впрочем, любопытства, сколь далеко простираются вкусы афинянина.
— Сомневаюсь, чтобы наш шотландский друг пожелал вернуться с нами. Похоже, он намерен отстаивать интересы Лионетто.
Афинянин, ничего не ответив, задержался на палубе, словно намереваясь позвать торговца в каюту.
— Право же, мессер Николаи, — окликнул его капитан. — Полагаю, мы с вами и без того потратили слишком много времени на все эти глупости. К тому же, при нашем разговоре лучше обойтись без свидетелей.
Грек отвернулся, и занавес опустился за ним. Что бы ни произошло на палубе дальше, он был не в силах ничего изменить.
Глава 8
Юлиус в ужасе проводил взглядом уходящих представителей власти, в то время как Асторре с Лионетто поспешили сойти на пристань, где они могли, наконец, сцепиться без помех. То, что капитан отменил свое приглашение, осталось практически незамеченным, поскольку наемников не интересовало ничего, кроме хорошей драки. Лицом к лицу они встали на берегу, окруженные тремя или четырьмя дюжинами зрителей и поддерживаемые воплями своих сторонников. За спиной у Асторре, до сих пор не вполне пришедшие в себя, выстроились Юлиус, Феликс и их подручный Клаас, успевший забрать с палубы свой фартук. Что касается Лионетто, то за него болели все те, кого Юлиус помнил еще по «Двум скрижалям Моисея», включая и лысого человечка, в котором он с некоторым трудом опознал пьяницу-лекаря Тобиаса, того самого, что оказал помощь пострадавшим крановщикам после очередной выходки Клааса. Клаас, о Боже, этот болван Клаас! Как же с ним быть? Затем Юлиус заметил в толпе вокруг Лионетто шотландца Саймона и с содроганием осознал, что кто-то другой намерен решить этот вопрос за него. Собравшись с мыслями, Юлиус ухватил за локоть наемника.
