Дарья Плещеева - Курляндский бес
– Как, и девица танцует? – удивилась герцогиня.
Дюллегрит низко присела, словно подтверждая: да, танцует, и не хуже кавалеров.
– Это Маргрит Пермеке, одна из немногих девиц, которые учатся, чтобы выступать на сцене. В этом отношении голландцы даже французов обогнали – в Париже еще нет танцовщиц, а в Антверпене уже есть.
– Это странно, – заявила герцогиня, всем видом показав недовольство.
– Ваше высочество, если в трагедиях господина Корнеля на сцену выходят женщины и произносят монологи о преступных страстях, а вся Европа принимает это как должное, то отчего бы девице не исполнить танца невинной пастушки? – вступился за Дюллегрит граф.
– Дома, среди подруг, но не на сцене! Да еще ехать ради этого бог весть куда!
– Мой друг, не надо обижать девочку, – по-немецки попросил супругу герцог. – И отчего бы ей, в самом деле, не показать свое искусство в твоих покоях? Ведь настоящей сцены у нас все равно пока нет. Граф, кого вы еще привезли?
– Я рекомендую господина Веделя, он лоцман и желает поступить к вам на службу. Он провел «Три селедки» через Эрессунн, и плавание, клянусь, было нелегким, Нептун был в ярости, мы видели на борнхольмском берегу выброшенный на отмель большой корабль. Но наш флейт пришел в Либаву, совершенно не пострадав.
– Опытные моряки нам нужны, – согласился герцог. – Господин Ведель, я потолкую с вами утром, и если срядимся – отправлю вас в Виндаву. А вы, сударь?
Это относилось к Арне Аррибо.
Златокудрый повар понял, что настало время блеснуть светским обхождением. Он подпрыгнул; приземлившись, поклонился, выставив вперед толстую ногу и разведя руки, опять подпрыгнул, опять поклонился, а когда совершил это загадочное действие в третий раз, герцог уже еле удерживал смех. Вдруг у повара в руках оказался свиток, перевязанный золотистой, в тон волос, ленточкой, и Дениза с Анриэттой в ужасе поняли: сейчас чудак вручит-таки герцогу свои латинские вирши.
Именно это он и сделал, прочитав вслух тяжеловесное посвящение. Герцогу ничего не оставалось, как принять свиток. Явно не желая заниматься латынью, герцог спросил графа ван Тенгбергена, всех ли своих подопечных он привел. Оказалось, забыли Палфейна – а он стоял позади прочих и ждал, пока позовут.
Палфейн доложил о доставке мартышек и Изабеллы, чем вызвал легкий спор между Якобом и Луизой-Шарлоттой: герцогиня не понимала, зачем было везти в Гольдинген мартышек, которым все равно предстояло поселиться в митавском зверинце герцога. Герцог, сообразив, что это результат излишнего усердия юного графа, вступился за моряка с его хвостатым товаром и тут же распорядился поставить в форбурге просторный вольер, чтобы любоваться зверьками, живущими почти на свободе.
– Кроме того, мы видели в Митаве московитов, которые привезли вашему высочеству ловчих птиц, – сказал граф. – Они ждут распоряжений вашего высочества.
– Да, действительно! – герцог задумался. – Мое сердечко, мы ведь собирались по меньшей мере две недели спокойно жить в Гольдингене, устраивать танцевальные вечера?
Это относилось к герцогине.
– Да разве же ты способен провести под одной крышей целых две недели? – смеясь, спросила она.
– Я постараюсь! Герберт, приготовь письмо московитам, я подпишу. Мы примем их тут, в форбурге, это будет знатное развлечение.
Услышав про развлечение, придворные принялись вспоминать все истории о московитах, включая верховую езду на белых медведях. Анриэтта с Денизой менее всего интересовались этой причудливой страной, слушали вполуха, но и их поразило, что в доказательство страстной любви московит обязан избить жену плеткой до полусмерти.
Видя, что общество настроено шутить и танцевать, они отошли в сторону.
– Нет, – сказала Анриэтта, – это твердый орешек.
– За ним следила старуха. Все к лучшему – плохо было бы, если бы тебя сразу раскусили…
– Могло быть хуже… – это относилось не к обстоятельствам, а к самому герцогу. Дениза поняла.
– По крайней мере, он будет бодр и весел.
– Любопытно, кто из них – его любовница?
Дамы, окружившие герцога с герцогиней, были, на взгляд бегинок, толстоваты, а их хохот – слишком громок и фальшив.
– Страшная мысль пришла мне в голову, – вдруг прошептала Дениза. – Что, если у него нет любовницы? Что, если он верный муж?
– Такие еще бывают?.. Знаешь, этот твердый орешек нравится мне все больше… Отродясь не видала такого занятного герцога…
Она украдкой следила за Якобом Курляндским, а он отошел с графом к окну, глядевшему на город. Видно было, что между ними – искренняя привязанность, восхищение юноши старшим товарищем и забота герцога о младшем товарище.
Гольдинген был перед ними – небольшой, но уже готовый к светлому будущему, уже заселенный приезжими ремесленниками, уже гордящийся новыми корчмами и гостиницами.
– Этот город, если постараться, будет не хуже нашего Гента, – сказал граф ван Тенгберген. Герцог кивнул – оба внутренним взором увидели одно и то же: прекрасные набережные Лейе и каналов, где что ни фасад – то шедевр, и сторожевую башню Бельфорд, увенчанную знаменитым драконом. Ряды ступенчатых фронтонов, отделанных белым камнем, украшенных лепниной и флюгерами, уходили вдаль – в такую даль, что подлинному Генту и не снилась.
Гольдинген в мечтах был прекраснее любого города на свете, и только его прославленный водопад совершенно не вписывался в картину – еще не придумано архитектуры, чтобы взять его в рамку, словно драгоценный камень. А вдоль берегов Алексфлусс можно было поставить дома, устроить каменные лестницы для спуска к воде, перекинуть через речку нарядные мосты, и она стала бы истинным сокровищем Гольдингена.
Герцог и граф мечтали вслух о будущем, а меж тем Корабельный зал был, точно серебряными нитями, расчерчен сверкающими взглядами. Луиза-Шарлотта и Анриэтта глядели на герцога, Длинный Ваппер – на Анриэтту, Дюллегрит – на графа, Дениза – на Луизу-Шарлотту.
Бегинка уже составляла в уме первое донесение кардиналу Мазарини.
Глава восьмая
Герцог не был забывчив и свой штат к тому же приучил. Рано утром поскакал в Митаву гонец. Дело было не срочное, он явился на следующий день и передал московитам приглашение его высочества следовать в Гольдинген. Началась обычная суматоха – снимали шатры, грузили имущество на телеги. Шумилов поговорил с хозяином домишки и оставил комнаты за собой, заплатив вперед.
Пока Ильич собирался в дорогу, Шумилов читал полученное с гонцом письмо от Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина. К письму прилагалось другое – адресованное курляндскому герцогу, которое следовало передать без лишнего шума. И третье – копия, снятая с письма князя Мышецкого, русского посла в Копенгагене. Данила Ефимович Мышецкий старательно убеждал датского короля Фредерика ввязаться в войну со шведами, чтобы таким образом поддержать государя Алексея Михайловича, объявившего в мае войну шведскому Карлу-Густаву.
