Мэри Стюарт - Последнее волшебство

– Регед? – сразу же предположил он.

– Возможно.

Он улыбнулся и переменил тему. Мы еще потолковали о том, о сем, затем я поднялся.

– Скажи мне вот что, – попросил я на прощание. – Известно ли тебе было, при твоей широкой осведомленности, о местонахождении Мерлина?

– Нет. Дозорные доносили о двух путниках, но кто это может быть – не знали.

– И куда направляются – тоже?

– Тоже.

Я был удовлетворен.

– Едва ли есть нужда повторять тебе, что никто не должен знать, кто я. И о нашем разговоре ты в донесениях не упоминай.

– Это я понял. Милорд...

– Да?

– Я о фортах на Трибуите и на озере. Ты говорил, что скоро приедут землемеры и расчетчики. Вот я и подумал, что мог бы взять подготовительные работы на себя и прямо сейчас отправить на место рабочие отряды для расчистки площади, рубки леса и дерна, заготовки строительного камня, рытья канав... Если ты дашь мне на то свое соизволение.

– Я? Но я не обладаю властью.

– Не обладаешь властью? Ты? – недоуменно повторил он. И тут же рассмеялся. – Ах, ну да, как же. Я не могу ссылаться на Мерлина, иначе люди начнут интересоваться, каким образом мне стала известна твоя воля. И глядишь, еще припомнят незаметного путника, продававшего травы и снадобья... Но поскольку этот незаметный путник привез мне грамоту от Верховного короля, я, пожалуй, смогу пока действовать своей собственной властью.

– Да, уж придется некоторое время, – сказал я и простился с ним очень довольный.

9

Мы ехали дальше на север. От Йорка начиналась старая римская дорога, которую здесь называют Дерийский тракт, ехать по нему было удобно, и потому мы продвигались быстро. Ночевали, случалось, в тавернах, но чаще, по хорошей погоде, ехали до последнего света, а тогда съезжали на обочину и устраивались на ночлег под каким-нибудь цветущим кустом. Здесь, поужинав, я садился у потухающего костра и пел под звездными небесами, подыгрывая себе на маленькой арфе, а Ульфин слушал и мечтал о своем.

Он был приятным спутником. Мы знали с ним друг друга с детства, когда я сопровождал Амброзия в Бретани, где он собирал войско, чтобы отвоевать у Вортигерна Британию; а Ульфин маленьким рабом прислуживал моему наставнику Белазию. Жизнь мальчика в услужении у этого странного и жестокого человека была тяжелой; но после смерти Белазия Утер взял его к себе, и скоро Ульфин возвысился до положения поверенного слуги. Теперь это был темноволосый сероглазый мужчина лет тридцати пяти, тихий и неразговорчивый, как бывают люди, сознающие, что обречены на одинокую жизнь. Годы, проведенные во власти извращенного Белазия, оставили на нем неизгладимый отпечаток.

Как-то вечером я сочинил песню и спел ее низким холмам Виновии, где по отлогим склонам, поросшим дроком и папоротником, и по широким вересковым пустошам с редкими соснами, ольхами да прозрачными купами берез струятся в узких лесистых оврагах чистые извилистые ручьи.

Мы устроились на ночлег в одном таком березнячке, где земля сухая, а тонкие гибкие ветви, недвижные в теплом вечернем воздухе, свисают вокруг шелковым шатром.

Вот моя песня. Я назвал ее Песней изгнания, позже мне случалось слышать ее с изменениями, обработанную знаменитым саксонским певцом, но первоначальный текст принадлежит мне:

Тот, кто одинок,

Часто ищет утешения

В милосердии

Создателя, Господа Бога.

Печален, печален верный друг,

Переживающий своего господина.

Мир для него пуст,

Подобно стене под порывами ветра,

Подобно брошенному замку,

Где сквозь оконные переплеты сыплется снег

И на сломанном ложе

И в остывшем очаге

Выросли целые сугробы.

Увы, золотая чаша!

Увы, зал для пиров!

Увы, меч, оборонявший овчарню и яблоневый сад

От волчьих когтей!

Умер волкоборец,

Законодатель и опора законов,

А вместо него на королевском престоле –

Сам же тоскливый волк

И с ним орел и ворон.

Я пел, поглощенный своей песней, а когда наконец замерла последняя нота и я, подняв голову, огляделся, оказалось, что, во-первых, Ульфин по ту сторону костра заслушался и по щекам его бегут слезы, а во-вторых, что мы не одни. Ни Ульфин, ни я не заметили, как к нам по пружинящему мху подошли двое.

Ульфин увидел их одновременно со мной и вскочил, выхватив нож. Но было очевидно, что пришельцы не имеют худых намерений, и нож снова исчез в ножнах, прежде чем я успел сказать «убери» и прежде чем шедший впереди с улыбкой протянул раскрытую ладонь.

– Мы к вам с добром, добрые люди. Я любитель послушать музыку, а здесь, я слышу, у человека настоящий талант.

Я поблагодарил его, а он, словно сочтя мою благодарность за приглашение, подошел к костру и сел. Мальчик, сопровождавший его, сбросил с плеч на землю тяжелую ношу и тоже присел, но в отдалении от огня, хотя с приходом ночи поднялся прохладный ветер и горящие дрова манили погреться.

Наш гость был невысокий мужчина в летах, с подстриженной серебристой бородкой, из-под его густых лохматых бровей близоруко глядели живые карие глаза. Одежда его была запылена, но добротна, плащ из теплого сукна, мягкие сандалии и пояс – кожаные. Тонкой работы пряжка на поясе оказалась, как ни странно, золотой или же щедро позолоченной, плащ сколот круглой массивной фибулой, тоже золотой и столь же изысканной, в виде изогнутого филигранного трилистника в круге. Мальчик, которого я поначалу принял за его внука, был одет так же, но единственной драгоценностью в его костюме было некое подобие ладанки на тонкой цепочке вокруг шеи. Однако, когда мальчик протянул руку, чтобы развернуть одеяло для ночлега, рукав его задрался, и я увидел ниже локтя шрам, вернее, клеймо. Стало быть, это раб, и не только в прошлом, но и теперь, судя по тому, как он не решается подойти к костру, как без единого слова принялся разбирать поклажу. Выходит, что старик – человек с достатком.

– Ты разрешишь? – обратился он между тем ко мне. Наша простая одежда и скромное имущество: одеяла, расстеленные под березами, миски и кружки, потертые переметные мешки вместо подушек – все это подсказало ему, что мы – его ровня, не более. – Мы немного сбились с пути и были рады услышать твою песню и увидеть костер. Значит, и большак где-то поблизости, решили мы, и вот мальчик говорит мне, что дорога и вправду проходит там, за рощей, благодарение Вулканову пламени! Оно хорошо, конечно, шагать напрямик через болота и вересковые пустоши, да только при свете дня; а ночью здесь опасно и человеку, и зверю.

Пока он разговаривал, Ульфин, по моему кивку, встал, принес бурдюк с вином и предложил гостю. Но тот не без самодовольства отказался:

– Нет, нет! Спасибо тебе, милорд, но пища и питье у нас с собой, нам нет нужды прибегать к твоему гостеприимству, разве только, если позволишь, мы воспользуемся на эту ночь твоим костром и твоим обществом. Мое имя – Бельтан, а моего слугу зовут Ниниан.