Большая книга по истории Ближнего Востока. Комплект из 5 книг - Мария Вячеславовна Кича
В арабском языке есть слово «хюзн» (
) – оно синонимично турецкому «hüzün» и встречается в Коране. Пророк Мухаммед, потеряв в 619 году жену и дядю, назвал тот период «годом печали» ( араб.). Таким образом, хюзюн означает душевную боль, вызванную тяжелой утратой. Мусульманская философия сформировала две противоположные концепции меланхолии. Согласно первой, печаль является следствием чрезмерной привязанности к удовольствиям. Вторая концепция основана на суфийском мистицизме – и гораздо более мягко и сочувственно относится к переживаемому человеком горю; согласно ей, тоска может восприниматься как нечто ценное. Недаром османская пословица гласит: «Нет человека без печали, а если и есть, то это не человек».В Стамбуле всегда были сильны древние мистические традиции – на них испокон веков держится городская мифология. Византийский теолог XIV века Иосиф Вриенний утверждает, что горожане видели знамения в поведении животных, природных явлениях и собственных снах. Христианство не признаёт суеверия, но константинопольцы не могли оставить их в один миг. «Именно эти грехи и им подобные навлекают на нас кары, ниспосланные Господом», – сокрушается Иосиф.
По словам французского византиниста Андре Гийу, жители Константинополя верили в судьбу, колдунов и магов. Они полагали, что можно обольстить девушку, угостив ее блюдом, в которое добавлено любовное зелье, а больных считали одержимыми демонами. При этом горожане были глубоко религиозны. Крестные знамения, нескончаемые процессии и обеты перед иконами были нужны, дабы избежать тревог и печали. Благословения и молитвы сопровождали любые действия константинопольцев – будь то закладка первого камня при строительстве дома, рытье колодца или спуск на воду корабля. «Город полон трудового люда и рабов, и все они богословы. Если вы попросите человека обменять деньги, он расскажет вам, чем Бог Сын отличается от Бога Отца. Если вы спросите о ценах на хлеб, он начнет доказывать, что Сын меньше Отца. Если вы поинтересуетесь, готова ли ванна, вам сообщат, что Сын был создан из ничего», – сообщает французский путешественник Бертрандон де ла Брокьер, посетивший византийскую столицу в 1430-х годах.
Отправляя церковные обряды, константинопольцы пытались защитить себя от реальных опасностей. Английский писатель Герберт Уэллс в «Краткой всемирной истории» отмечает, что жизнь Византии изобиловала войнами, пороками, религиозными преследованиями и политическими распрями. Такая жизнь была красочна и романтична, но в ней почти не оставалось места для радости и легкости.
Исступленная религиозность не спасала византийцев от насущных проблем. Бесы охотно помогали людям впадать в грех и совершать поступки, достойные всяческого порицания. Сохранилось немало легенд о хитрых горожанах, каждый из которых, договорившись с демоном, пытался его обмануть – но в итоге терял то, что ему дорого. Купец лишался богатства, охотник – меткости, ловелас – мужской силы. Христианство расколдовало мир – но только не на берегах Босфора: жители византийской, а затем османской столицы ежедневно сталкивались со сверхъестественным и необъяснимым.
Самым опасным временем на Востоке издавна считается полдень. Палящее солнце сводит людей с ума, и беспомощные люди становятся легкой добычей для джиннов. Джинны являются обязательными персонажами исламской культуры. Британский ориенталист Эдвард Лейн (1801–1876) в комментариях к сказкам «Тысячи и одной ночи» пишет, что мусульмане верят в три вида разумных существ: людей, ангелов и джиннов. Английский писатель афганского происхождения Тахир Шах объясняет, почему джиннов надо бояться: «Ничто не приносят этим существам большего удовольствия, чем досадить людям…»
Джинны часто упоминаются в Коране. Авторитетный улем XIIIXIV веков Ибн Таймия говорил: «Нет ни одной исламской группы, которая бы опровергала факт существования джиннов и того, что сам Аллах послал Мухаммеда на землю». По мнению андалусского богослова Ибн Хазма (994–1064), любой, кто отрицает существование джиннов, однозначно является кафиром.
На Востоке зло реально – оно находится за гранью мироздания и жаждет проникнуть в наш мир. Неважно, какой сейчас век – XXI или X – коварные шайтаны и джинны вездесущи. Пустыни Ближнего Востока всегда кишели духами – монахи-отшельники удалялись туда, дабы противостоять бесам. Пустыня таила в себе немало греховных искушений и соблазнов. Она становилась не местом уединения, но полем духовной битвы со злом. Демоны любят разговаривать, обманывать и дурачить людей, потому монахи давали обет молчания. Джинны и шайтаны обитают не только в пустыне: они прячутся в темных углах комнат и гнездятся в небрежно брошенной одежде – поэтому османы хранили имущество в тюках и пребывали в постоянном движении.
Суеверия невероятно живучи. Сегодня – как и сотни лет назад – стамбульцы верят в приметы, идущие из глубины веков. Вещи, наделенные сверхъестественными свойствами, – ковер-самолет, волшебные мечи, кувшины и бутылки с заключенными в них джиннами – попали в западную культуру из восточных преданий. Суеверие, согласно которому черная кошка, перебежавшая дорогу, предвещает неудачу, родом из Древнего Вавилона; фраза «родиться под счастливой звездой» появилась там же. В период со II века до н. э. по III век н. э. значительная совокупность текстов, выработанная на Востоке, обогатила европейские представления о потустороннем мире.
Впрочем, процесс заимствований был обоюдным. Многие поверья пришли в Стамбул из Европы – в частности, примета, по которой разбитое зеркало не сулит ничего хорошего. Предупреждая несчастье, надо собрать осколки, не прикасаясь к ним голыми руками, и закопать. Это суеверие возникло в XIII веке, когда зеркала умели делать только венецианские мастера и их продукция стоила баснословных денег (иные зеркала оценивались дороже корабля). Хозяева велели слугам обращаться с зеркалами очень осторожно, но иногда их все же разбивали – и тогда гнев господина не знал границ. Желая избежать наказания, нерадивые слуги собирали осколки в перчатках, чтобы не порезаться, – и закапывали их, дабы хозяин ничего не доказал. Османы вообще легко воспринимали христианские обычаи, если те могли оказаться полезными, – например, прежде чем отправиться в плавание, мусульмане Стамбула узнавали, благословил ли весной христианский священник морскую воду.
Известная традиция привязывать к веткам деревьев лоскуты материи, напротив, родилась на Востоке. Предание гласит, что один человек увидел во сне волшебное дерево. Проснувшись, он отыскал его, привязал к ветке кусочек ткани – и его заветное желание сбылось. С тех пор люди от Ирана до Марокко ищут то самое дерево и повторяют действие героя старой легенды. Турки привязывают нитки и тряпочки к кладбищенским и могильным оградам, приносят лоскуты материи и свечи в тюрбе почитаемых святых – так они поддерживают связь с усопшими и просят их о помощи, а иногда и задабривают. Духи живут во всех древних восточных городах, и Стамбул – не исключение.
Связь с чудотворцем для обеспечения его заступничества достигалась разными способами. Моления подкреплялись подношениями: цветами, сладостями, расшитыми платками и т. д. Любой предмет, оставленный на могиле праведника, приобретал магическую силу. В гробнице Коюн-Деде выдавалось лампадное масло – пока оно горело, дети жертвователей не болели. В гробнице Халвайи-Баба бесплодные женщины молились о желанной беременности, пообещав принести халву, если у них родится ребенок. В дальнейшем эта халва распределялась среди других посетительниц мавзолея.
Список тюрбе святых и мучеников, расположенных в Стамбуле, довольно длинный – только захоронений сахабов (сподвижников пророка Мухаммеда) здесь 28. Сахабы пришли на берега Босфора с Омейядами и Аббасидами, пытавшимися захватить Константинополь, но погибли и были погребены в городе. Об одном из них – знаменосце Абу Эйюпе аль-Ансари – говорилось в главе 2; кроме него, в Эйюпе покоятся еще 3 сподвижника пророка. В Каракёе 3 усыпальницы сахабов, в Айвансарае – 9, на кладбище Караджа Ахмед в Ускюдаре – 1, а вдоль Феодосиевых стен – 12.
Взятие Константинополя османами породило множество легенд о местных исламских праведниках. Самый известный из них – Абдул Йа Ведюд из Бухары, живший в городе накануне его падения. Абдул Йа Ведюд был аулией (человеком, приближенным к Аллаху). Он поселился на побережье Халича, между городскими стенами Айвансарая на юге и холмом Эйюпа на севере, – сегодня этот район называется Йа Ведюд. Весной 1453 года, когда армия Мехмеда II стояла под византийской столицей, улем проповедовал, что город следует захватить не огнем и мечом, а любовью.