Отшельник Книга 3 - Сергей Николаевич Шкенев
Во-первых, сам хлеб — белейший и пышный, из донской пшеничной муки тончайшего помола, что и к государеву столу не зазорно подать. Уха рыбная на ершовом да окунёвом отваре, да с крупными кусками окской стерляди ночного улова. Душиста и жирна ушица, ажно жёлтая поверху от толстого слоя жира. Укропчиком резаным посыпана да зелёным лучком. И перца вдосталь, но в меру.
Картошечка разварная беловодская с жареными маслятами, да прошлогодними груздями солёными белыми, да груздями солёными чёрными, да рыжиками тоже солёными, и всё на постном подсолнечном масле со сладким красным луком, что иной раз из Крыма привозят. Масло тоже беловодское. То есть, родом из Беловодья, а так-то в бывшем Диком Поле вовсю выращивают.
К картошечке отдельно обжаренный в сухарях карась. Не крупный, а размером аккурат в ладошку, чтобы при готовке мелкие косточки успели разопреть и почти раствориться, и вкушать оного карася можно уже без опаски подавиться. Сметаны бы к ним, да… Но постный день!
Карпов бы парочку в локоть величиной каждый, но чего нет, того нет. Завозная рыба пока дорога, потому и осетриной с белорыбицей святые отцы себя побаловать не могут, а свои пруды ещё не готовы. Вот года через три, когда водой всё заполнится и гусей разведут, и карп в настоящую силу войдёт, тогда да, тогда и вволю и в охотку поститься можно без греха чревоугодия. А гуси-то… что копчёные, что печёные с кашей да яблоками, что на углях с перчиком и прочими пряностями…
Отец-келарь вздохнул и перекрестился, отгоняя скоромные мысли, но сделал в уме пометку отписать в Троице-Сергиев монастырь, где начали выращивать свиней в стойлах. А что, не гусем же единым… Там и людишки есть специально обученные сему делу, что в поросях используют всё, окромя их визга. И щетина уходит, и копыта, а селитряницы на свином-то навозе выспевают на два, а то и на три года раньше. При хорошем обороте — немалые деньги.
Настоятель самолично разлил мёд по чаркам, и укорил отца-келаря:
— Почто не ешь? Всё в мыслях и заботах? На тебя ведь глянуть страшно — отощал так, будто снова в осаждённом Изборске полгода просидел.
— Да ты тогда и сам не лучше был, — хмыкнул отец Мефодий.
— Так давай за боевое братство и выпьем. И за духовное тоже.
Когда-то давным-давно, года три назад, оба высокопоставленных монаха славились как крепкие бойцы под рукой князя Ивана Изборского-Еропки, занимая должности полусотника и десятника соответственно. Но время не щадит никого, и к сорокалетию решили они уйти на покой, благо мошна позволяла безбедно встретить старость. И целых полгода наслаждались этим покоем, пока не взвыли от скуки и тоски. Семьями так и не обзавелись, близкой родни давно в живых нет, а дальнюю самим знать не хочется. Так что пошли на поклон к Ивану Евграфовичу с просьбой дать дельный совет. Или, что ещё лучше, само дело дать.
Знаменитый полководец и дипломат подумал, и дал то и другое, предложив основать монастырь с уклоном в богоугодное и благородное производство железа и изделий из него. Как раз недавно были откуплены у мордовцев земли по правому берегу Оки напротив Мурома, и государь-кесарь приказал основать там несколько городков, назвав их Ворсмой, Вачей, Навашином и Кулебаками. Откуда появились те имена, никто и не задавался вопросом. Государю виднее.
Отличием тех мест были солидные месторождения железных руд, залегающих настолько близко к поверхности, что для добычи достаточно было выкопать сухие колодцы в земле, именуемые дудками, а в зимнее время вообще работать в подполе, вовсе не выходя из дома. Угля древесного в достатке закупали всё у тех же мордовцев, оставшихся на отеческих землях. Самые непримиримые откочевали южнее, в аккурат под татарские сабли императора Касима, а мирные подумали-подумали, да и согласились на твёрдый и постоянный заработок. На веру их никто не покушался, действуя лишь проповедями да личным примером, а что ещё нужно простому человеку? Сыт, обут-одет тепло и крепко, будущее прекрасно и безоблачно… А что до работы, так оно привычно. И где-то даже легче уголь выжигать, чем по лесам за тощей дичиной бегать, или в набеги ходить. В неудачные набеги, особенно в последние годы.
Дополнительно к углю мордовцы вдруг нашли ещё один источник заработка — вырубаемые леса позволили накосить новомодными косами столько сена, что хватало не только коз прокормить всю зиму, но и корову завести. Естественно, подкармливать её распаренным зерном, подешевевшим и вполне доступным. Но немного, в меру, чтобы стоимость молока не превысила стоимость содержания. А молоко, это сыр и масло, это творог и сметана для пропитания братии и трудников новых монастырей. Есть хотят все. Есть вкусно, или хотя бы сытно.
Даже в двадцать первом веке мелкие приволжские республики славились молочной и мясной продукцией, уверенно выдерживая конкуренцию с крупными производителями, и часто в этой конкурентной войне побеждали с разгромным счётом. Так что талант к животноводству у мордовцев в крови, из поколения в поколение веками передаётся, если не тысячелетиями. Но так глубоко в прошлое мы заглядывать не станем.
Лучше опять заглянем в уютную монастырскую келью, светящуюся свежей желтизной недавно рубленых стен из хорошо просушенной сосны, и послушаем разговор отца-настоятеля и отца-келаря, отдающих должное постной трапезе со стоялым смородиновым мёдом.
— Что тебя беспокоит, Ваня? — настоятель разломил постный пирожок с малиновым вареньем и протянул половинку келарю. — Вот возьми, сладкое для головы и светлости мыслей зело пользительно.
— Отец Мефодий.
— Что и кто?
— Говорю, я теперь отец Мефодий, а не Ваня. И ты уже не Симеон Дружилович. Нельзя забывать.
— А, ну да… Так чего ты морду от стола воротишь?
— Письмецо давеча получил.
— И? — отец Никодим вопросительно поднял бровь.
— Везут к нам заказ большой. Тысяч тридцать на первое время и налаживание производства, да и потом казна будет выкупать без скупости, но по низким ценам.
— На хлеб-то хватит?
— На всё хватит, даже если из Царьграда возить каждый день станут.
— А людишек нам хватит?
— Их тоже везут. Полусотня мастеров да ещё пять из немецких земель, три мастера беловодских, что станки строить станут, да в охрану восемь десятков новиков.
— Ого!
— Вот тебе и ого… Я даже не представляю, что выделывать станем, что столько народищу да огромную охрану шлют.
— Оперённые фугасно-осколочные снаряды, — улыбнулся отец-настоятель, и при виде вытянувшейся от удивления морды отца-келаря пояснил. — Что это такое, я сам не ведаю, но и письма не ты один с Москвы получаешь. Вот так-то вот, братец Ваня.
— Мефодий.
— А я как сказал? Не переживай, Ваня, и с этим делом справимся. Господь даёт только ту ношу, что человеку по плечу. Сказал государь-кесарь делать оперённые снаряды, так
