Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2
— Я так и поступлю, будьте уверены. Хотя бы затем, чтобы узнать, насколько он глубок.
— Договорились. Так когда же, мой дорогой командир?
— Прямо сейчас, если угодно, — ответил Сюркуф, спрыгивая с постели.
Через десять минут приятели спустились по широкой улице до причала Шьен-де-Плом и вошли к первому в Порт-Луи мастеру корабельных дел.
Сюркуф был здесь знаменит почти как в Сен-Мало.
— А вот и дорогой господин Сюркуф! — закричал мастер.
— Да, господин Рэмбо, и привел вам отличный заказ, полагаю.
Сюркуф показал корабельщику шлюп Рене, что покачивался напротив бухты Тру-Фанфарон…
— Поглядите, сударь: перед вами шлюп, который один из моих друзей решил обновить снаружи и щедро отделать внутри. Я вспомнил о вас и привел его сюда.
Кораблестроитель поблагодарил Сюркуфа, вышел и пристально вгляделся в судно, приложив ладонь ко лбу:
— Надо бы глянуть вблизи, — произнес он.
— Легче легкого, — отозвался Рене и крикнул матросу на палубе: — Эээй! Там! На шлюпе! Пришлите лодку.
Шлюпку тотчас же спустили на талях, два матроса спрыгнули в нее и вскоре уже причаливали к ногам Сюркуфа. Троица забралась в лодку и через несколько минут достигла шлюпа. Как было принято на борту «Призрака», первым поднялся Сюркуф, следом Рене, ставший судовладельцем, и замыкал ряд г-н Рэмбо, корабельных дел мастер.
Г-н Рэмбо обмерил весь шлюп собственным метром и осведомился у Рене, какие изменения желательно внести. Требовалась не переделка, а лишь улучшение. План капитанской каюты предполагал сначала две маленькие комнаты, сразу за люком, затем столовую залу и, наконец, большую спальню на две кровати, в самом конце. Каюта могла делиться занавесью, скользящей по металлическому стержню.
— Необходимо, господин Рэмбо, обшить эту каюту тиковым деревом, красное дерево предназначено для двух передних кают. Я хочу отделать столовую эбеновым деревом с золотой сеткой, все украшения должны быть медными, без позолоты, чтобы можно было натирать их в любое время. Подсчитайте расходы, и господин Сюркуф обсудит цену. Корабль необходимо подготовить к отплытию через пятнадцать дней, часть будет оплачена сегодня, остальная — по готовности.
— Я подтверждаю, папаша Рэмбо, — молвил Сюркуф.
— Легко сказать, — проговорил мастер, ожидавший получить на работу месяц.
— Это меня не касается, — отрезал Рене. — Шлюп мне нужен через пятнадцать дней. Что же до цены, в которую он обойдется, займитесь подсчетами, а мы оставим вас и поднимемся с господином Сюркуфом на палубу.
Когда они вышли на палубу шлюпа, то увидели, как напротив «Штандарта» остановился экипаж, и две девушки, выйдя из него, окликнули лодку и поднялись на борт капитанского трофея.
— Так! — сказал капитан. — И что за дамы навещают нас таким прекрасным утром?
— Вы их не узнаете? — ответил вопросом на вопрос Рене.
— Нет, — сказал Сюркуф.
— Это же барышни де Сент-Эрмин пришли помолиться у гроба отца. Не потревожим их в дочернем долге, а подождем, когда они поднимутся на палубу, и засвидетельствуем наше почтение.
Прошло несколько минут, затем шлюп пришвартовался к пристани, и они перепрыгнули с судна на пирс, где стоял «Штандарт», отпустили лодку, на которой приплыли девушки, и по трапу поднялись на борт.
И с палубы услышали крик матроса, купавшегося в акватории порта:
— На помощь! Сюда! Акула!
Все взгляды устремились туда — матрос плыл к кораблю, а позади него, прямо за спиной, рассекал воду, стремительно приближаясь, акулий плавник.
Раздавались крики «Держись! Осторожнее! Мы идем!», но Рене с повелительным жестом приказал:
— Ни с места! Я займусь этим!
Именно в этот момент девушки, привлеченные криками, поднялись на палубу. Они увидели Рене, который проверил, на месте ли кинжал, что всегда висел на груди, сбросил куртку и жилет, взобрался на леер и прыгнул в море с криком:
— Смелее, друг, плыви!
Жанна смертельно побледнела и закричала, Элен, потянув сестру за собой, бросилась на полубак, откуда Сюркуф протянул ей руку.
Они поднялись на полубак в тот момент, когда Рене вынырнул. Он держал кинжал в зубах. И опять ушел под воду, второй раз показавшись между матросом и акулой, всего лишь в трех метрах от монстра. И в третий раз исчез юноша под водой, нырнув ближе к хищнице. Внезапно та вздрогнула и забила хвостом, будто от мучительной боли, а вода вокруг нее пошла кровавыми полосами. Экипаж закричал от радости. Рене показался из воды в метре позади рыбы, но только для того, чтобы вдохнуть. Едва он снова исчез под водой, как акула забила хвостом, тело ее сотряслось в судорогах, она перевернулась на спину и открыла белый живот, распоротый на метр.
В это время матросы уже спустили на воду шлюпку и что было силы гребли к Рене, который засунул кинжал в ножны и, оставив издыхающую акулу, поплыл к кораблю. По дороге он встретился со шлюпкой, два матроса протянули ему руки и помогли вылезти из воды. Сгребя Рене в охапку, они обнимали его и, бросая в воздух шапки, кричали: «Да здравствует Рене!»
Такой же крик последовал со «Штандарта» от моряков, а девушки размахивали платками.
Неблагоразумному матросу, который отправился купаться, несмотря на предупреждения всех товарищей, бросили веревку и подняли на борт.
Прибытие Рене на борт «Штандарта» было триумфальным. Ему симпатизировали и прежде, хотя часть экипажа не могла одолеть зависти к юноше — богатому, красивому, образованному, превосходство которого проявлялось во всем; но сейчас, когда он рисковал жизнью ради такого же простого чертяки, как они сами, восторг превзошел все пределы и зависть уступила место восхищению и благодарности.
Молодой человек поспешил укрыться от этого чествования и поднялся на полубак, где встретил заплаканную Элен и полуобморочную Жанну, которой Сюркуф растирал руки.
Когда молодой человек приблизился, Жанна схватила его руку, поцеловала ее и, вскрикнув, спрятала лицо на груди сестры.
— Что ж, — молвил Сюркуф Рене, — похоже, вы и вправду дьявол в образе человека, раз коротаете жизнь за шутками вроде этой!
— Мой дорогой капитан, — ответил ему Рене. — Я слышал, что негры Гондара[33], когда на них нападает акула, ныряют, плывут к ней и вспарывают ножом брюхо хищницы. Я собирался проверить, правда ли это.
В этот момент г-н Рэмбо, который начислял расходы и, как истинный торговец, ничего не видел, поднялся на полубак и вручил счет Рене.
Обнаружив, что обустройство шлюпа обойдется в восемь тысяч пятьсот франков, Рене передал листок Сюркуфу.
Пока Сюркуф изучал счет, сестры, в особенности Жанна, не сводили с Рене изумленных взглядов, словно не чаяли увидеть его снова. Наконец капитан, возвращая вычисления мэтра Рэмбо молодому человеку, заметил:
