Мартин Стивен - Крайняя мера
Они решили отправиться во дворец по реке, чтобы уличная пыль и грязь не нанесли ущерба роскошным нарядам. Экипаж баржи, на которой они с Джейн намеревались совершить путешествие, состоял из четырех гребцов. Лопасти всех весел были украшены золотыми ободками. На корме судна находился миниатюрный домик с роскошными портьерами, которые при желании можно было отодвинуть и полюбоваться видом реки — или задернуть, чтобы укрыть от любопытных глаз его обитателей, удобно расположившихся в двух позолоченных креслах, напоминающих королевский трон. У Грэшема имелось более крупное судно, которое обслуживал экипаж из восьми человек, но он не любил выставлять напоказ свое богатство и не хотел, чтобы его прибытие во дворец привлекло внимание собравшихся там людей.
Вереница различных судов двигалась вверх по реке по направлению к замку Уайтхолл, борясь с быстрым течением Темзы. Празднество продолжалось весь день, но гости, не проживавшие непосредственно при дворе, прибыли к его кульминации, торжественному обеду и пьесе для театра масок, написанной Беном Джонсоном.
Грэшем с интересом следил за событиями, разворачивающимися на реке, и не замечал волнения Джейн, сидевшей рядом с ним. Тяжелое, богато украшенное судно, видимо, было укомплектовано плохо обученной командой. Один из гребцов пропустил свой удар веслом, и судно, выбившись из общего ряда, развернулось вокруг своей оси и врезалось в нос соседней лодки гуари. Оба судна остались без управления, и их стало сносить течением вниз по реке. Небольшая лодка прочно застряла в корпусе богатой баржи. Лодочник и старший на барже громко выясняли отношения, а толстый олдермен, хозяин судна, пытался сохранить чувство собственного достоинства и всем своим видом показывал, что не имеет ни малейшего отношения к этому унизительному представлению.
Весь день при дворе лились рекой всевозможные вина: испанские и французские, аликанте и рейнвейн, мускат и мадера, белое сладкое вино, столь любимое королем, и различные сорта хереса, а также эль и пиво. Этого потока должно было хватить на всю ночь. Столы ломились от яств. Казалось, выловили всех живущих на земле тварей, освежевали, очистили, а потом зажарили, сварили, замариновали и залили желе, чтобы накормить собравшуюся здесь ненасытную толпу. В прошлый раз, когда Грэшем присутствовал на таком обеде, с грохотом рухнул огромный, установленный на козлах стол, придавив слугу, который поставил на него блюдо с телячьим боком. У бедняги были сломаны обе ноги. С наступлением темноты зажигались факела, лампы и свечи, с помощью которых ночь хотели превратить вдень. В их свете сверкали и переливались многочисленные драгоценности, украшающие мужчин и женщин, стремящихся продемонстрировать свое богатство и высокое положение. Перед королем стояла тарелка из чистого золота, и даже на самых дальних столах гости ели на серебре. А в это время в задымленных кухнях сновали в клубах пара повара, покрикивая на своих помощников и раздавая поварятам меткие удары половником. Грэшем не раз наблюдал мужчин и женщин, которых рвало во внутреннем дворе, а иногда и в комнатах. Пьяные в стельку мужчины мочились там, где стояли, некоторые дамы следовали их примеру, не удосуживаясь отойти в укромный уголок, прежде чем поднять пышные юбки. Их действия сопровождались бурным весельем и непристойными выкриками окружающих.
Факелы освещали потные пьяные лица, их свет отражался от изобилия драгоценных камней, золота и серебра, но эти лучи не доходили до убогих жилищ простых англичан. Наиболее удачливые из них спали на соломенных тюфяках. Остальным повезло меньше, и они ютились на земляном полу в хижинах с прохудившимися крышами и стенами, слепленными из грязи. Их трапеза состояла из куска недопеченного хлеба, в котором было больше песка, чем муки, так как мельники хорошо знали свое ремесло, и обрезков испорченного мяса или свежей рыбы, если судьба проявила к ним в этот день особую благосклонность. Их дети круглый год бегали босиком, а если в семье имелось какое-нибудь несчастное животное, оно жило в одном помещении с людьми, и его запах смешивался со смрадом немытых тел, так как мыло являлось непозволительной роскошью.
Грэшем с грустью размышлял о том, что король умудрился сосредоточить вокруг своей особы множество несовместимых, противоречащих друг другу вещей. Мир в церкви достигнут за счет насилия над людьми, божественные звуки музыки сопровождаются омерзительной блевотой перепивших гостей, а изысканный аромат дорогих духов смешивается с запахом мочи. Украшающие короля драгоценности стоят сотни тысяч фунтов, не говоря уже о побрякушках его супруги. За наряд Якова можно выкупить из плена любого императора, но прикрывает он немытое тело, от которого нестерпимо несет за три версты. Что толку в красивой оболочке при гнилом нутре?
Баржа Грэшема причалила к королевской пристани, и он в очередной раз удивился, почему справедливый Господь создал столь несовершенный мир и как он его терпит до сих пор. Ответ был очевиден: справедливости в мире нет, как нет никакой логики в его создании. И Бога тоже нет. Есть только борьба за выживание. Мерилом человека является не то, каким он предстает перед Создателем, а то, как он оценивает себя сам. Долгая жизнь считается большой удачей, а ранняя смерть — обычным делом. Умереть — значит прекратить существование, а следовательно, жить надо на полную катушку, не отказывая себе ни в чем, пока это доставляет удовольствие. Шутка! Но с таким глубоким смыслом, что ни одному человеческому существу не под силу оценить по достоинству скрывающийся в ней юмор.
Грэшем с нежностью посмотрел на свою спутницу. Джейн волновалась, словно маленькая девочка, и не скрывала своих чувств. Их путешествие подходило к концу, и возбуждение девушки достигло предела, представляя резкий контраст с торжественной напыщенностью других гостей, собравшихся на пристани. Как только судно Генри стало причаливать к берегу, Джейн замолчала и приняла надменный и неприступный вид. Изящной и непринужденной походкой она сошла с баржи, приковывая к себе взгляды всех присутствующих.
Генри сразу же обнаружил, что опоздал на приветственную речь Бэкона, оказавшуюся слишком заумной и пространной для собравшихся на веселый пир гостей, и с трудом сдержал охватившее его раздражение.
Грэшем отправился на поиски сэра Фрэнсиса Бэкона и наткнулся на Сесила, пристроившегося в углу в окружении нескольких прихлебателей. Фигура Сесила всегда выглядела съеженной и сгорбленной, даже когда он старался держаться прямо. Он встал, и вся компания прошествовала через четырехугольный двор, и Генри в очередной раз отметил, что от этого человека веет мраком и холодом. Их взгляды на мгновение встретились, и Сесил, приподняв бровь, поприветствовал Грэшема едва заметным кивком, а затем продолжил беседу со своими спутниками.
