Джеймс Джексон - Кровавые скалы
На стену взобрался уже не человек, а живой факел, который, бросившись вперед, заключил в объятия испанского солдата, ошеломленного и слишком нерасторопного, чтобы сопротивляться. Двое опрокинулись назад и исчезли. Мушкетные пули искрили, отскакивая от доспехов рыцарей. Один из них, споткнувшись, выронил греческий огонь и тут же был охвачен пламенем. Он стоял как вкопанный, словно заключенный в двадцатифунтовую печь, и готовился поджариться заживо. Но этого не случилось. Гарди ногой толкнул его к бочке с водой и потушил воина, погрузив в жидкость.
— Кристиан, слева!
— Сюда, Кристиан!
— Кристиан, они снова наступают!
Они бились до самого вечера: враги налетали на стены волна за волной, а защитники форта метали каменные глыбы, поливали из котлов горящей смолой, отвечали трубами, огненными кольцами и горшочками. Никто не отступал, никто не сдавался. Заваленный трупами ров пылал, сжигая дотла деревянные обломки корабельных рей и мачт. Над ним висело массивное черное облако дыма, а в воздухе витал тошнотворный запах обугленной плоти.
Не издав ни звука, наземь тяжело повалился рыцарь. То был Бридье де Ла Гардам, овернский дворянин, который упорно сражался весь день и слишком долго простоял на прицеле у стрелков-янычар. Должно быть, пробит доспех. Пригнув голову, Гарди ползком пересек открытую брешь в стене и, пробираясь между ямками, где упавшие пули подбрасывали в воздух горсти пыли, добрался до рыцаря.
— Не приближайся, брат мой, — произнес госпитальер, жестикулируя ослабшей рукой; струйка кровавой слюны потекла у него изо рта. — Меня уже не спасти. Будь с теми, кто еще жив.
Обрушилась часть стены. Гарди освободился из-под обломков и тут же заметил, что прямо на него бежит отряд янычар. Они всегда действовали одинаково и редко покидали свое место на острие атаки. Это могло послужить на пользу. Кристиан внимательно наблюдал, как сарацины бросились к нему, и восхищался их сосредоточенностью, силой духа и единодушным стремлением убивать. Они увидят лишь одинокого врага, вставшего на их пути. Он же видел столпившуюся кучку фанатиков, опрометчивых и не сознававших своего просчета.
В последний момент Гарди шагнул в сторону, скрывшись за известняковой глыбой. На его месте возник обращенный к туркам ствол противопехотной пушки. Орудие сняли с галеры, доставили в форт и заряжали порохом и скрапом, благодаря чему пушка наносила огромный урон судам. На суше она оказалась не менее смертоносной. Грянул оглушительный выстрел, и представшее перед глазами видение окрасилось красным и растворилось.
В первые вечерние часы защитники Сент-Эльмо направились в часовню, чтобы вознести благодарственные молитвы. Несмотря на превосходство турок силой и числом, форт выстоял. Убито было меньше сотни христиан, потери же османов исчислялись тысячами. Трупы вражеских воинов устилали поле боя, накрывали защитный ров. Сарацины заплатили высокую цену, но вскоре она будет забыта, ведь благодаря ей форт лишился равелина, а у подножия осажденного бастиона развевались стяги с полумесяцем. Теперь турецкие пушки могли бить в упор, турецкие стрелки — произвольно выбирать цель, а турецкое войско — атаковать внезапно. Рыцари всего лишь выиграли время, продлили свою агонию. Перед алтарем маленькой часовни покоилось распростертое тело рыцаря Овернского ланга Бридье де Ла Гардама. Смертельно раненный, он приполз сюда на встречу с Господом. Его братья по оружию готовились к тому же.
— Я не могу вернуть их, Анри.
— Потому я и не прошу, дядя.
— Большинство членов Священного собрания отстаивают то же мнение. Они ежедневно обращаются с прошением сдать форт.
Великий магистр и его племянник наблюдали в окно кавалерийской башни Сент-Анджело. На расстоянии полумили — в устье гавани и словно на краю света — османы вновь штурмовали крепость. Обожженная, неузнаваемая и расползшаяся в стороны громада Сент-Эльмо содрогалась, исторгая пламя и осыпаясь камнями. Даже здесь, в Сент-Анджело, сквозь летний зной ощущались пылающий жар сражения и толчки взрывной волны. Выжить в таком месте можно было лишь чудом, но, как ни удивительно, кто-то все еще продолжал сражаться.
— Похоже, Мустафа-паша и Драгут твердо решили стереть с лица земли весь мыс, дядя.
— Несомненно, им это удастся.
— Неужели мы больше ничего не в силах предпринять?
— Мы можем молиться и посылать незначительные отряды подкрепления. Мы можем заставить их стоять до последнего.
— Мой долг — быть среди них, дядя.
— Они исполняют свой долг, а ты — свой.
— Никто из них не ропщет, даже те, кто лежит в лазарете раненый или при смерти.
— Мы все при смерти, Анри. Это и придает нам сил, укрепляет дух и помогает защищать истинную веру.
— Мне не забыть, как стойко они держались ради нас.
— Когда они погибают, язычников гибнет еще больше. Временная передышка — вот единственное, что мы можем извлечь из их бедственного положения.
— Вы полагаете, она продлится долго, дядя?
— Равелин и мост захвачены, стены разваливаются, оборонительные позиции окружены. Несколько дней — самое большее.
Битва вновь вспыхнула с прежней силой: турки карабкались через ров, который совсем обмелел благодаря обломкам крепостной стены и напряженным усилиям османских инженерных отрядов. С каждым натиском сарацин отбрасывали назад сталью, свинцом и огнем. Но с каждым натиском возникала и новая брешь, новые потери нес редеющий христианский гарнизон.
Ла Валетт положил руку на плечо племянника.
— Месье Гарди хорошо себя зарекомендовал, Анри.
— Я слышал рассказы раненых. Говорят, он не раз оборачивал ход битвы в пользу защитников.
— Это не изменит судьбу Сент-Эльмо. — Великий магистр смахнул тонкий слой пыли, принесенной ветром из осажденной крепости и скопившейся на его дублете. — По ту сторону равелина язычники возвели насыпь и теперь станут обстреливать из пушек и мушкетов весь форт. Наши братья погибнут туркам на забаву.
— Кристиан предложит им потеху потруднее.
— До сей поры его смекалки хватило лишь на то, чтобы избегать тяжелых ран.
Когда же итог предрешен, смекалка бесполезна. Ни Гарди, ни новые подкрепления не изменят уготованного. Всех защитников истребят. Закрыв глаза, Ла Валетт вдохнул пропитанный сражением воздух. Иного пути не было, удачный исход невозможен. Вице-король Сицилии вновь писал и вновь солгал, посулив выслать подкрепление к концу месяца. Пустые обещания, прощальные слова политика.
— Ты спрашивал, можем ли мы еще что-либо предпринять, Анри?
