Розалинда Лейкер - Венецианская маска. Книга 1
— Все, вплоть до сегодняшнего вечера. До этой самой минуты.
— Ты ведь уже кое-что знаешь обо мне, — ответила она, сделав маленький глоток кофе, — поэтому следовало бы тебе рассказать сначала кое-что о себе.
— Мне известно, что ты девушка из Оспедале делла Пиета, которая поет, словно жаворонок.
Услышав из его уст такое знакомое ей сравнение, она невольно вздрогнула и почувствовала, как натянулась, внезапно став прочной, эта тонкая нить.
— С самого детства не слышала, чтобы кто-нибудь так отзывался о моем голосе.
— А кто это был? Твой отец? Или мать? Может быть, брат или сестра?
— Нет, старый друг нашей семьи, его зовут Изеппо. Он с женой всегда приезжает на мой день рождения. Это он привез мою мать и меня сюда.
— Расскажи мне про этот день. Когда он был: зимой или летом? Осенью или весной?
Эти вопросы вызвали в ней такую круговерть мыслей и воспоминаний, что она была не в состоянии справиться с собой и просто отмахнуться от них. Вероятно, все началось уже тогда, в лавке масок? Может быть, ему удалось поймать ее в ловушку с момента их первой встречи? Наверное, ведь почему в таком случае она обезумела настолько, что ставит под удар свое будущее благополучие ради какой-то авантюры, не имеющей как прошлого, так и будущего.
— Это случилось в конце лета. — Она чувствовала, будто ее воля расплавляется, улетучивается куда-то, и даже голос становится другим. — Мы добирались сюда на барже Изеппо по реке Брента, и я впервые увидела Венецию на закате — мне она показалась золотым сказочным городом, плывущим по воде. — Мариэтта замолчала, и он заметил боль в ее глазах оттого, что воспоминания разбередили старые раны в душе.
— А что было потом? — тихо спросил он.
Вздохнув, она продолжила свой рассказ. Аликс слушал ее, не перебивая и не спуская глаз с лица девушки, которая, подобно небу в солнечный ветреный день, то освещалось солнцем надежды и радости, то снова покрывалось тучами сомнений и печали. Он чувствовал каждый нюанс ее голоса. Она говорила лишь о событиях и ни разу не углублялась в свои переживания. — Прошло много времени, прежде чем я осознала, насколько же милосердна судьба ко мне, лишив меня матери в тот день — это избавило нас от мучительной боли расставания навсегда. Сейчас мне кажется, что ни она, ни я не перенесли бы разлуки.
— Твоя мать — мужественная женщина, — с уважением произнес он.
— То же самое произнес и Изеппо в то утро, когда она умерла. Он рассказал мне, что она знала о своей болезни, болезни смертельной, и не питала никаких иллюзий на излечение. А когда он уехал, оставив меня с чужими людьми, возникло чувство, что я свалилась в бездонную пропасть, из которой уже никогда и ни за что не выбраться. Меня до сих пор берет дрожь, когда приходится об этом вспоминать, — поежилась она. — Да и вообще, не следовало рассказывать обо всем этом, тем более первой.
— Нет, нет, это не так. Это единственный способ узнать друг друга как следует.
— Я вижу тебя впервые, — вырвалось у Мариэтты, и ее слова прозвучали почти как вызов.
— Уже не впервые, — Аликс протянул руку через стол и сжал ее ладонь. — Конечно, моя жизнь отличалась от твоей, и все же я чувствую, что между нами протянулась нить взаимопонимания. — Он наклонился к ней. — Мариэтта, мы должны увидеться снова!
Она невольно отшатнулась.
— Нет, это не повторится никогда.
— Может быть, ты так думаешь, но я нет.
Сам того не желая, он напомнил, что ей пора возвращаться в Оспедале.
— Мне нужно идти! — Мариэтта беспокойно заерзала на стуле. Она чувствовала, если уйдет сейчас, эти нити, связывавшие ее с Аликсом, можно оборвать.
— Нет, подожди. Еще немного, всего несколько минут. — Аликс накрыл ладонью ее руку и почувствовал, что Мариэтта дрожит. — Ключ! Мне нужно сделать его оттиск на свечном воске — возможно, я сумею изготовить еще один ключ для тебя. Тогда, по крайней мере, хоть буду знать, что у меня есть еще одна возможность увидеть тебя.
Мариэтта раздумывала, а он с озабоченным видом ждал, что же скажет девушка, и больше всего на свете боялся, что она в ответ покачает головой. Когда она нагнулась, чтобы взять маленький бархатный мешочек, лежавший на кресле подле нее, он вздохнул с облегчением. Мариэтта извлекла ключ и подала Аликсу и в ту же секунду поняла, что больше не принадлежит себе, что теперь она во власти этого молодого француза, и при этой мысли ее пронзило ощущение счастья и близкой желанной свободы.
Он быстро вдавил ключ в комок воска и, подозвав официанта, велел ему вынести воск ненадолго на холод чтобы он затвердел. И в ожидании, пока официант выполнит поручение, разработали план, как Аликсу передать ей ключ.
— Я понимаю, чем ты рискуешь, все связанное со мной для тебя — опасность, — с нежностью произнес Аликс. — Но могу сказать, что эта встреча — самое важное событие в моей жизни. Я влюбился в тебя, Мариэтта. — Когда она отдавала ключ, он вспомнил, что уже видел такое выражение ее лица во время самой первой встречи в лавке масок. Мариэтта не сомневалась, что Аликс говорил искренне, она чувствовала это и по его сиявшему, от восторга взгляду, и по взволнованному голосу. Она не стала анализировать собственные чувства, боясь обнаружить в себе нечто большее, нежели просто желание отправиться на это свидание, чтобы ощутить свободу и ее вкус.
— Верю, — тихо согласилась она, заставляя вести себя разумно, — но всем известно, что воздух Венеции — особый, он обладает способностью околдовывать приезжих.
Он наклонился к ней.
— Ты и только ты способна околдовать меня навсегда! — страстно заявил он.
Ей показалось, что никто и никогда больше не скажет ей таких приятных и искренних слов. Они словно закрепляли союз между ними, но она не решалась ему сказать сейчас об этом — слишком уж много сложностей ожидало ее впереди. Мариэтте хотелось сказать что-то хорошее, ласковое, но за занавесками вдруг послышалось многозначительное покашливание официанта. Это место не предназначалось для интимных любовных свиданий, но если клиенты были в этом заинтересованы, за небольшую доплату можно было добиться некоторой уединенности — хозяева шли навстречу их пожеланиям.
Доменико Торризи повернулся и увидел, что загадочная женщина уходит в сопровождении молодого спутника, на ней снова маска, а ее роскошную темно-рыжую копну надежно скрывал от чужих глаз большой капюшон.
Вооружившись фонарем, Аликс взял Мариэтту под руку, и оба вышли в ночь. Снег перестал идти, и девушка боялась, что теперь у входа в Оспедале останутся ее следы, но Аликс пообещал, что затопчет их.
— Ну и хитрецы же мы с тобой! — Аликс тихо засмеялся, ставя на землю фонарь. Потом, обняв ее за плечи, повернул к себе. Мариэтта безмолвно повиновалась, прижалась к нему, и их замерзшие губы, холодные, как зимняя ночь, слились в нежном и страстном поцелуе. Время, казалось, перестало существовать. Потом она, едва слышно вздохнув, мягко отстранилась. Отперев замок, он вернул ей ключ, врученный ему на этот вечер, как символ доверия.
