Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин
Модель мышления 40 лет назад была невероятно консервативной. Люди редко ходили к мессе, но их католицизм был несомненным и автоматическим. Молодые люди из приличных семей ни в коем случае не сожительствовали до брака. Евангельские христиане, хоть их и становилось понемногу больше, еще не оспаривали повсеместное присутствие католической церкви и публичные проявления религиозной преданности. В совершенно обычных домах совершенно обычных представителей среднего класса жили горничные, получая сущие гроши и обитая в крошечных каморках без окон, причем обращались с ними – жестоко или нет – как с людьми другого сорта. Городские семьи среднего класса с провинциальными корнями могли привезти надежных слуг с собой. Городские девушки, даже очень бедные, как правило, не задерживались в горничных просто потому, что выбора у них было больше, и сообразительные домохозяйки со средствами предпочитали нанимать деревенских девушек, не знающих, чем еще можно заработать, тем более что деревенские слуги считались более честными и трудолюбивыми. В конце концов, однако, даже деревенские девушки находили занятия менее унизительные, чем прислуга. Muchacha[1] (любого возраста) снова ушла, вечная проблема для ama de casa![2]
Университеты посещало незначительное меньшинство, и в основном эти люди учились на юристов, врачей, инженеров или архитекторов. Будучи студентами, они никогда не устраивались подработать, например официантами, даже если им нужны были деньги. Классовое сознание: одни рождены, чтобы служить, а другие, видимо, чтобы служили им. Эти вторые начиная с 1980-х годов все чаще переезжали в многоэтажные многоквартирные дома или закрытые жилые комплексы с вооруженной охраной у ворот – уродливая реальность, способная шокировать любого, кто с ней раньше не сталкивался. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. Эта черта Латинской Америки беспокоила меня больше прочих и с течением времени осталась неизменной. Даже сейчас растущий средний класс пытается воспитать идеальных детей в обстановке глухой обороны. Показатели социального благополучия улучшаются, однако распределение благ и богатства в Латинской Америке остается едва ли не самым неравномерным в мире. Однако в наши дни никто не ждет революции, а именно этого ожидали от Латинской Америки, с которой я столкнулся в 1970-х.
Революционные организации разрисовывали своими лозунгами любую доступную поверхность: серп и молот коммунистической партии и культовый лик Че Гевары, алфавитный суп из аббревиатур, представляющих профсоюзы, партизанские армии и студенческие организации. На стенах вырастали зубчатые короны из битого стекла, торчащего прямо из бетона, – семьи, которым было что терять, огораживались против городской бедноты. Я попал в Латинскую Америку во время демографического взрыва, так это называли: высокая фертильность здешних женщин наложилась на улучшение общественного здравоохранения, что означало и бо́льшую продолжительность жизни. Демографы гадали на кофейной гуще и предсказывали катастрофу, голод и лишения в масштабах континента. Буквально всем и каждому мерещилась угроза социального катаклизма. Никто не подозревал, что желание женщин завести побольше детей так резко упадет по мере переезда в города и расширения кругозора. Но к 1980-м годам это произошло, и сегодня население Латинской Америки стареет быстрее, чем растет. Так что будущее может оказаться совершенно не таким, каким его хотят видеть.
Во время холодной войны – гонки вооружений между СССР и США – Латинская Америка стала своего рода полем битвы, геополитической шахматной доской. Марксистские партизаны и националистические режимы противостояли армиям собственных стран – союзникам вооруженных сил США. Эту историю я расскажу подробно ближе к концу книги, а пока достаточно сказать, что с тех пор экономика и политическая стабильность в регионе неуклонно растут. Однако рост свободного рынка, похоже, делает богатых богаче, бедных беднее, а средний класс еще более средним. В Латинской Америке, где принадлежность большинства к среднему классу скорее мечта, чем реальность, такой рост означает, что проигравшие многократно превзойдут победителей числом. Победители и проигравшие. Богатые и бедные. Завоеватели и побежденные. Хозяева и рабы. Это старый-престарый конфликт, лежащий в основе всей латиноамериканской истории. Его корни тянутся в 1492 год.
Европейцы больше не ездят ни на спинах туземных носильщиков, как когда-то в Колумбии, ни в носилках на плечах африканских рабов, как в Бразилии. Но повсюду в Латинской Америке у богатых кожа по-прежнему светлая, а у бедных – темная. Потомки испанцев, португальцев, а позже и прочих европейцев, переселившихся в Латинскую Америку, до сих пор стоят у власти, а потомки рабов и порабощенных индейцев до сих пор служат им. Спустя полтысячелетия это уже явное непреходящее наследие того факта, что африканцы, европейцы и коренные американцы не объединились на нейтральных условиях, как пешеходы, одновременно пришедшие на автобусную остановку. Напротив, меж ними стоит вся история их розни. Чтобы понять Латинскую Америку, нужно понять ее историю. Вот о чем вся эта книга.
Вкратце: в 1550-х годах испанские и португальские колонизаторы навязали свой язык, свою религию и свои социальные институты коренным американцам и порабощенным африканцам – людям, которые работали на них в рудниках и на полях, а также служили им за столом и в постели. Так прошло три столетия. Все начало меняться (по крайней мере, отчасти), когда латиноамериканские страны обрели независимость и в 1820-х годах первыми в мире создали целый ряд конституционных республик. Власть народа, избранная народом для народа. Знакомо звучит? Во всяком случае, таков был план. И на протяжении бо́льшей части следующих двух столетий это