Жертвоприношение - Саймон Скэрроу
Тренагас сделал знак судье, прежде чем снова плюхнуться на свое место. Центурион отдал приказ своим людям, и легионер, вытащивший оружие, провел острием меча по животу британца.
- Они собираются выпотрошить этого ублюдка, - пробормотал Пульхер.
Британец напряг мышцы. Он поднял взгляд на толпу и вызывающе уставился на своих соплеменников, крича им что-то на резком гортанном туземном наречие. Ватья наклонился ближе к Фигулу.
- Что он говорит?
За два года напряженной кампании в Британии Фигул выучил местный диалект, похожий на его родной галльский, на котором он с детства разговаривал в своей Лютеции.
- Он говорит, что не боится смерти, - робко перевел оптион. - Он говорит, что друиды Темной Луны снова восстанут и очистят эти земли от римских захватчиков. Все те, кто предал богов племени, будут убиты. Калум, их верховный жрец и верный слуга Круаха, предсказал это. - Фигул тяжело сглотнул и продолжил. - Скоро земля станет красной от римской крови, а легионы будут отброшены в море.
Ватья хмыкнул: - А больше, этот Калум ничего не предсказал?
Британец зажмурил глаза, его мышцы дернулись в конвульсиях, когда легионер отвел руку с мечом назад. Затем солдат одним четким ударом полоснул клинком по животу британца, разорвав ему кишки. Мужчина издал отвратительный искаженный крик, когда его кишки стали вылезать из раны и, соскользнув вниз по его животу, вывалились на землю между его ногами блестящей красно-серой кучей. Некоторые туземцы, сидевшие ближе к арене, в ужасе отвели глаза. Фигул заставил себя смотреть, как два легионера, державшие британца за руки, ослабили хватку и позволили человеку рухнуть на землю. Затем третий легионер вонзил свой окровавленный меч мужчине за шею, чуть выше ключицы. Британец на мгновение содрогнулся, когда острие пронзило его позвоночник. Затем он обмяк, кровь быстро скапливалась под его безжизненным трупом.
Над ареной повисла напряженная тишина. Как только казнь была приведена в исполнение, Тренагас жестом указал что-то римскому офицеру, отвечавшему за его личную охрану. Центурион Минуций повернулся к своим людям и заорал на них.
- Хорошо, ребята. А теперь шевелитесь! Расчищайте путь через эту грязную толпу.
Легионеры вытянулись по стойке "смирно" и начали уводить правителя с арены, расталкивая толпу щитами и вызывая проклятия и гневные взгляды угрюмых туземцев. Минуций шел на шаг впереди Тренагаса, его рука с мечом сжимала оружие в ножнах, готовый наброситься на любого, кто попытается подойти слишком близко к правителю. После того, как Тренагас ушел, остальная толпа начала медленно покидать временную арену, плетясь обратно к своему поселению на юге и недовольно ворча между собой. Некоторые из них останавливались и смотрели на Тренагаса с едва скрываемой ненавистью.
Когда Фигул смотрел, как зрители уходят с арены, его внутренности сжались от беспокойства после дерзкого предупреждения британца. Хотя многие туземцы в целом симпатизировали друидам, они все же жили в страхе перед нечестивым культом Темной Луны. Они были нетерпимы к другим сектам, и кошмар очередного восстания друидов в землях дуротригов напугал многих местных жителей не меньше, чем римлян. Если культу Темной Луны удастся изгнать Рим с этой земли, обе стороны проиграют, как предполагал Фигул. Пока Калум жив, в неспокойной провинции не может быть покоя.
Когда последние зрители покинули арену, санитары начали убирать арену. Команды собрали оружие, которое использовалось для игр, и погрузили его на тележку, чтобы вернуть на склад форта, в то время как другие утаскивали трупы мятежников, чтобы сбросить их в местную помойку, на радость диким животным
- Как насчет выпивки? - спросил Ватья. - После всего этого я ощущаю непреодолимую жажду, господин. В городе появилось несколько новых винных лавок. Мы можем их проверить.
Прежде чем он успел ответить, Фигул заметил писаря, спешащего со стороны форта, к северу от временной арены. Писарь оглядывал арену, ища чьи-то лица в толпе, шаркающей из различных проходов. Он заметил Фигула и быстрым шагом направился к нему.
- Оптион! Вот, пожалуйста, - сказал писарь, переводя дыхание. - Искал вас повсюду.
- Что случилось? - спросил Фигул.
Псарь напрягся: - Сообщение от трибуна. Он хочет видеть вас в штаб-квартире.
Фигул сильно нахмурился: - Прямо сейчас?
- Да, сейчас!
- Ладно! Пошли. - Он повернулся к Ватье. - Похоже, с твоей выпивкой придется подождать.
С тяжелым вздохом Фигул последовал за писарем с арены. Сгущались сумерки, и, пока они быстрым шагом шли к форту, Фигул не мог не волноваться. Что трибуну нужно было от него?
Глава вторая
Последние лучи солнечного света окрасили горизонт, когда Фигул прошел через деревянную сторожку форта и последовал за писарем по главной улице. За несколько дней до этого в форте стоял единственной гарнизон истощенной когорты батавских вспомогательных войск. Теперь там кипела активность. Для усиления гарнизона прибыли две полные когорты легионеров, и когда-то пустовавший плац был заполнен солдатами, которых муштровал один из центурионов. В воздухе витало нервное напряжение, когда легионеры готовились к следующему сезону кампании. Суровая зимняя погода миновала, и вскоре Второй Легион должен был продвинуться на вражескую территорию. Уже пошел третий год пребывания Фигула в Британии, и он мрачно размышлял, сколько еще кампаний ему придется выдержать в этой далекой провинции, прежде чем туземцы будут окончательно приручены. Он решил, что на это может уйти несколько лет, если дикие племена на севере будут такими же упрямыми, как дуротриги.
Они вошли в главный штаб, прошли через насквозь продуваемый зал со скамейками, использовавшимися для ежедневных совещаний, и направились по тускло освещенному коридору. Писарь остановился перед комнатой в конце и отошел в сторону, жестом приглашая Фигула войти.
Галл вошел в просторную и хорошо обставленную комнату. В углу мерцала железная жаровня, нагревая комнату до приятной температуры. Трибун Авл Вителлий сидел за своим столом, перед ним лежала стопка свитков рядом с серебряным кубком, наполненным подогретым вином. Справа от него на мягком кожаном табурете сидела седая фигура. Нумерий Сцилла, имперский посланник из Рима, в толстом зимнем плаще, обернутом вокруг его стройных плеч грел руки над жаровней. Когда Сцилла взглянул на Фигула,
