Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский
Волков кивнул.
— Еще в письме сказано, что вы будете обижать купцов, так защиты нашим купцам от вас не давать.
Волков опять кивнул.
— Как же так? Отчего так? — не понимал капитан.
Этим непониманием и этими вопросами он уже начинал раздражать кавалера.
— В письме сказано, я вам говорить не должен. Коли знать хотите, так пишите архиепископу.
Видно, другого ответа капитан и не ожидал, сказал только:
— Об одном попрошу, купчишек наших обирайте без крови и лютости, последнего не берите. Купчишки наши с городскими нобилями в родствах состоят, с земельными сеньорами в близкой дружбе, как бы они не собрались вам отпор дать и без меня.
— Хорошо, — сказал Волков. — Все будет по-божески.
Больше говорить было не о чем, на том и расстались. И ушел от капитана Волков, не очень на того надеясь, уж больно не нравилась капитану вся эта затея архиепископа. Капитан этого и не скрывал.
Они нашли первый попавшийся кабак, который можно было считать более или менее приличным, расположились там и заказали еду.
Потом он помылся, Сыч ему помог, и лег спать.
Тут, в Эвельрате, он решил купить то, что было ему нужно. Он походил с утра по лавкам и понял, что цены здесь не выше, чем в Малене, поэтому он и начал покупать. Хоть и жалко было ему денег, но эти покупки были необходимы. Начал с башмаков и сапог. Его люди были действительно плохо обуты, да и одеты плохо. А для того, чтобы хорошо ходить, нужна обувь. Все старые башмаки, все латаные сапоги, все, что можно было купить по бросовой цене, он стал покупать. Сапожники и старьевщики, прознав про то, тащили ему все старье, все заплатанное и все дурно сделанное. Затем и одежду ему понесли. Сыч и монах помогали ему, брали только крепкую. Панталоны, штаны, куртки, рубахи, чулки и носки — все, все, все. Все, что завалялось, все, что криво сшито, лишь бы было крепкое и дешевое. Пришлось послать Максимилиана за телегой, так много всякого хлама нанесли ему горожане. А затем он прошелся и по мастерским. Брал у мастеров стеганки и куртки из плотного войлока — лучшую одежда для стрелка. Купил и шлемов двенадцать штук. Кое-где кривые, а какие и ржавые. Ничего, выпрямят и почистят. Как в деле окажутся, так и кривому шлему рады будут. Брал и железо, всякую рухлядь, тесаки без ножен да кривые ножи, те, что побольше. Набрал всего целый воз с верхом.
А заплатил всего двенадцать монет серебра. И посчитал, что это была хорошая торговля. Так за делом торговым весь день у него и пролетел, не заметил, как проголодался.
Следующим утром он с приодетым людом на заре пошел на запад, к городу Лейдениц, что стоял на реке Марте. Городом Лейдениц не был, хотя и церкви в нем были, и ратуша, но не было стен. Да и мал он был. Стоял он на реке Марте и имел пристани, на которых ютилось несколько барж да дюжина лодок.
Река тут была совсем невелика — тридцать шагов, мальчишка камнем перекинет. А за рекой был его Эшбахт. Да, он уже привык, что это его Эшбахт, ехал он туда, как домой. Скорее всего, через несколько месяцев ему придется оттуда бежать, возвращаться сюда, в этот убогий Лейдениц, но он об этом не думал. Пока что Эшбахт был его домом, и он ехал домой.
Прежде, чем начать грузить на баржу телеги, он пошел купить еще пороха. Людишки расстреливали порох с неимоверной быстротой. Пули тоже. По глупости он не купил всего этого в Эвельрате, вот и пришлось покупать тут втридорога. А пуль для мушкетов тут и вовсе не нашлось. Купил свинца два пуда и опять переплатил.
Переправились на свой берег. Там он расплатился с хозяином баржи и с лодочниками. Деньги просто, как вода сквозь пальцы. До Эшбахта было всего ничего, но это если есть дорога, а дороги тут не было никакой, поэтому дома они были уже после полудни.
А Эшбахт изменился, ему это сейчас в глаза бросилось. Мальчишка коз гнал на выпас, коровы мычали во дворах, женщины гнулись в огородах, солдат из людей Рене вез целый воз рубленого куста, девки бежали по делам. Суета, жизнь кругом.
Не было и намека на то уныние, что тут царило, когда Волков только сюда приехал. Роха, Хилли, Вилли и людишки, что шли с ними, смотрели на все это с интересом. Они все жители города, для многих деревня была в диковинку. Брунхильда стояла на пороге дома, роскошная красавица. Платье новое, синее, яркое. Кружева белые, все ей к лицу. На голове высокая шляпа с фатой по моде последней. Она знала, что ли, что он едет, или все время так по дому ходила? Улыбалась ему, вся румяная — видно ждала. Захотелось спрыгнуть с лошади побежать к ней, обнимать и целовать. Но нельзя. Люди кругом. Да и не мог он побежать, мог только жалко прихромать к ней. Кавалер ждал, пока Максимилиан подойдет и придержит стремя, поможет слезть с коня. А на заборе были прибиты две шкуры волчьи. Одна из них огромная, гайская.
— Бертье добыл? — спросил он у брата Ипполита, который тоже вышел его встречать и кланяться ему.
— Да, господин Бертье большое проворство в ловле зверей имеет. Каждый день с добычей приходит: либо с волком, либо с кабаном.
Он подошел к Брунхильде, обнял и поцеловал два раза в щеки. По-братски. А то все смотрят вокруг.
— Господи, да как вы долго, я жду-жду, а вас все нет, граф уже письмо прислал, напоминает, что турнир начнется через три дня, а вас нет. А я и не знаю, куда писать вам, — щебетала красавица.
Она за руку привела его к столу, усадила и сама стала ему тарелки ставить. Сама украдкой его по волосам погладит или подойдет, сядет рядом, руку ему поцелует, тут же вскочит и за другой тарелкой пойдет. И болтает, и болтает.
— А я танцы разучила, господин Пануччи все танцы знает, ах, какие это удивительные танцы. Я так хочу потанцевать. Вот, к примеру павана[2], ах, какой благородный танец, кавалер даму даже за руку не возьмет за весь танец, только к рукаву платья может прикасаться, а дама так за весь танец даже не поглядит на кавалера. Только под конец танца они могут чуть-чуть пальцами прикоснуться. Не
