Водоворот судьбы. Платон и Дарья - Юрий Васянин
Матвей Васильев тоже не смог ни на минуту сомкнуть глаз, раздумывая и переживая за государя и его семью. Молодой человек не мог остаться безучастным к жизни и судьбе царской семьи. Он твердо решил пробыть с Романовыми до самого конца. Ему хотелось бы пожелать им счастья как самому себе, но перед ним полностью открылся занавес, трагедия царской семьи началась.
“Можно ли было тогда сделать хоть что-нибудь? Или в этой страшной истории все было предрешено?” — подумал Матвей Васильев.
***
Зима уже заканчивалась, но было еще по-зимнему холодно. Матвей явственно ощутил ее холод на своем теле. Он жалил его острыми иголками, щипал за уши и щеки.
В эти зимние дни председатель Государственной Думы Михаил Владимирович Родзянко отправил государю несколько телеграмм, но Романов проигнорировал все его послания. Тогда Родзянко позвонил брату царя Михаилу Александровичу и сказал ему, что раз русский народ требует отставки Николая II, то он должен взять высшую власть в стране в свои руки. Удивленный великий князь вежливо отказался и сказал, что вначале должен получить на это согласие Николая Александровича. После беседы с Родзянко великий князь позвонил начальнику Генерального штаба Алексееву и попросил передать Ники, чтобы он немедленно отправил правительство в отставку и чтобы не торопился в Петроград.
Генерал-адъютант Алексеев явился к Романову и передал просьбу брата.
— Я со всей серьезностью обдумываю вопрос об отставке правительства, — строго ответил Ники, когда тот передал ему слова великого князя. — Но о том, чтобы отложить мое возвращение в Петроград не может быть и речи! Сложившиеся обстоятельства требуют моего скорейшего возвращения в столицу.
Генерал ушел от императора ни с чем, но, получив удручающую телеграмму от военного министра Беляева о катастрофической ситуации в столице, снова явился к Романову.
Государь окинул его холодным, чужим взглядом.
— Какие у вас есть предложения, чтобы исправить ситуацию в лучшую сторону? — хмуро спросил его Ники.
— Ваше величество, у меня уже готов план подавления восстания в Петрограде. Его суть заключается в том, что вначале нужно сосредоточить сводный отряд в Царском Селе и уже оттуда начать наступление на взбунтовавшуюся столицу.
Государь поддержал предложение Алексеева и с подачи генерала Дубенского назначил Н.И. Иванова командующим Петроградским военным округом. Для успешного выполнения плана император выделил ему с фронта две бригады пехоты и две кавалерийские части общей численностью пятьдесят тысяч человек. Но изменивших государю и присяге солдат и офицеров в восставшем городе к этому времени уже насчитывалось около ста шестидесяти тысяч. Надежда на успех выглядела слишком сомнительно.
“Ники, это ничего не даст”, — взволновано прошептал Матвей Васильев.
Выпроводив Алексеева, Романов вызвал к себе дворцового коменданта Воейкова.
— Владимир Николаевич, предупредите свиту, что мы сегодня отбываем в Царское Село.
В тот день ветер уже ослабел и метели прекратились. Кругом стало чисто, засияло ясное, холодное солнышко. День засверкал новыми хрустальными красками, а свежий снег ослепительно загорел. Казалось, что в России ничего не изменилось, и что в стране по-прежнему течет прежняя привычная жизнь.
Вечером дворцовый комендант провел переговоры по прямому проводу с Царским Селом и принес Романову тревожную телеграмму от Аликс. Напряженные нервы Ники испытали трепет отчаяния.
— Господи, лишь бы с женой и детьми ничего не случилось! — мелькнула отчаянная мысль у побледневшего императора.
Следом из Царского Села пришел запрос: следует ли императрице вместе с детьми покинуть дворец? Романов поручил дать ответ, чтобы для царской семьи поезд держали наготове и что он сам выезжает в Царское Село.
Незадолго до отъезда государь распорядился назначить ответственное лицо за решение продовольственных и транспортных вопросов в столице.
Когда синие императорские поезда с царскими орлами изготовились к отправлению в Царское Село, к Романову неожиданно принесся Алексеев и стал его уговаривать, не покидать Ставку Верховного Главнокомандования. Ники встретил его сдержанно и с едва заметной злостью в глазах.
Алексеев внимательно следил за выражением лица Романова. Генерал говорил осторожно, не очень-то напирая на императора, хорошо понимая, что любой неосторожный шаг может разрушит все тайные замыслы. Но Романова насторожила просьба его заместителя, потому что обстановка на фронтах оставалась без каких-либо изменений и это не требовало его личного присутствия в Могилеве. Заподозрив, что Алексеев замышляет что-то, Романов тем более отказался оставаться в Ставке. К тому же императору, сильно переживающему за семью, оставаться в Могилеве было просто выше человеческих сил. В груди государя, там, где находилось сердце, давным-давно возникла непрекращающаяся боль. Она торопила и влекла Ники к горячо любимой семье.
Романов долгим взглядом поглядел в глаза генерала, как будто прощупывая ими его душу. Алексеев почувствовал долгий и непонимающий взгляд императора.
— Неужели вы не понимаете всей опасности создавшегося положения? — спросил Ники с нескрываемым раздражением и, откинув голову на спинку кресла, крепко сомкнул непослушные губы.
— Ваше величество, я вместе с вами возмущен вопиющими беспорядками в столице.
— Думаю, что вы не осознаете до конца ту опасность, которая нависла над нашей страной и российским народом. Я имею в виду революцию и войну, — император немного прикрыл утомленные глаза.
Алексеев с недоумением на лице приосанился и положил руку на грудь.
— Ваше величество, я думаю, что все образуется с божьей помощью.
— Русские говорят: на бога надейся, а сам не плошай.
— Мы прилагаем все силы, чтобы вернуть ситуацию в спокойное русло, — заверил генерал-адъютант, но государю почудился в его словах иной смысл.
Романов в эту минуту уже полностью проникся недоверием к своему заместителю, Каким-то внутренним чутьем Ники сильно усомнился в его преданности.
— Я сомневаюсь в этом, Михаил Васильевич. Вы говорите так, словно хотите туману напустить. Можете быть свободными! — ответил Ники, и Алексеев уловил в его голосе оттенок неудовольствия.
Романов был недоволен разговором со своим заместителем. Император также отметил про себя, как мгновенно переменилось лицо генерал — адъютанта. В этот миг он пожалел, что вовремя не заметил проделанную против него подлость. Он подумал, что все, что случилось с ним правомерно и что он, прежде всего сам виновен в происшедшем. Все беды, и неурядицы произошли из-за предательства тех, кому он доверял больше, чем
