Евгений Санин - Око за око
Снова и снова переживал он тот счастливый миг, когда перед зданием суда вдруг заметил лицо, поразившее его знакомыми чертами. Высокий стройный человек в римской тоге с жестокой усмешкой на тонких губах что–то сердито выговаривал склонившемуся перед ним афинянину.
Где–то уже встречал Эвбулид этот презрительный взгляд, а еще суховатые щеки с острыми скулами, тонкий, с горбинкой, нос, чуть навыкате глаза. Но где? Когда?..
Римлянин неожиданно оттолкнул рухнувшего к его ногам афинянина, замахнулся…
И Эвбулид вспомнил: ночной бой у Карфагена, осажденного римской консульской армией и их вспомогательным отрядом… Жестокая схватка на стене, куда привел отчаянных смельчаков бесстрашный Тиберий Грахх… Занесенный над головой римского центуриона длинный меч пуна, и страшный удар его, Эвбулида, македонской махайрой по несущей смерть союзнику руке…
Сомнений не оставалось — это был тот самый центурион.
— Квинт! — радостно закричал Эвбулид, бросаясь к нему. — Пропорций!!
Римлянин недоуменно повел головой. Остановил удивленный взгляд на Эвбулиде. Брови его узнавающе дрогнули:
— Эв…булид?!
Потом они сидели за кувшином вина в харчевне, куда Эвбулид затащил старого боевого друга. Квинт Пропорций, подобрев от второй кружки вина, стал упрекать его за то, что тот живет в неподобающей славному прошлому нищете.
— Что я могу поделать? — разводил руками Эвбулид. — Хотел взять в долг, чтобы обзавестись прибыльным делом, но никто не дал даже двух мин! Кто может поручиться, что я не только выплачу проценты, но и верну сам долг? И потом, Квинт, у кого занять? Теперь в обнищавших Афинах таких, как я, — каждый второй! Есть еще, правда, твои земляки, римские ростовщики, но мы, афиняне, гм–м… боимся их!
— Боитесь? — стукнул кулаком по столу Квинт. — Скажи прямо, что ненавидите нас!
— Но, Квинт, ты должен понять моих земляков! — примирительно заметил Эвбулид. — За что грекам любить вас? Тебя я не имею в виду — ты мой друг, и мне хорошо известны твоя честность и мужество. Но скажи: зачем вашему Риму — наша Греция? Воевали бы и дальше с варварами, а мы помогали вам, как под Карфагеном или в Сирии. Так нет — зачем–то вам понадобилось разрушать прекрасный Коринф, играть на бесценные сокровища его храмов в кости! Ведь вы уже захватили всю Грецию, спасибо, хоть для Афин сделали исключение…
— Я воин! — багровея, уставился на него тяжелым взглядом Пропорций. — Что приказали, то и сделал. Приказал консул2 Сципион Эмилиан сровнять с землей Карфаген — сровнял. Повелел сенат разрушить Коринф и продать его жителей в рабство — разрушил и продал. Ну а ценности храмов… подумаешь, ценности! Консул Муммий, отправляя наш корабль с ними в Италию, прямо приказал: «Если с этими картинами, статуями и расписными вазами что–нибудь случится, если они разобьются или утонут, то вы должны будете изготовить новые, причем точно такие же!» И если бы так случилось, если б Нептун послал бурю, или Марс — вражеские корабли, то изготовили бы! Приказ консула — высший приказ для римского воина!
— Квинт, ты говоришь, сам не зная что! — воскликнул ошеломленный Эвбулид. — Разве можно изготовить вторую Афродиту Праксителя или «Медею» Тимомаха?! И потом, выходит, если тебе прикажут идти на Афины…
— Я воин! — вместо ответа повторил Квинт. — И если сенат решит взять Афины и продать в рабство твоих Просителей и Тимомахов — возьму и продам. Или прикажет консул убить тебя, и… — он красноречиво провел ребром ладони по горлу и вдруг расхохотался: — Ну ладно, ишь, как побледнел! К тебе это не относится. Ведь ты однажды спас мне жизнь! А я умею платить добром за добро. Твое счастье, что ты встретил меня! Видел сегодня около меня грека? Это мой должник. Я через суд отобрал у него мельницу. С этой минуты она — твоя!
— Квинт!.. — весь неприятный разговор мигом вылетел из головы Эвбулида. Он обхватил римлянина за плечи, заглянул ему в лицо: — Это правда? Ты… не шутишь?!
— Разве я похож на человека, который любит шутить?
— Но тот несчастный… — замялся Эвбулид. — Что теперь будет с ним?
— А это уже его дело! — нахмурился Квинт. — И вообще — он или ты спас мне жизнь под Карфагеном? Почему я должен заботиться о нем? Ты говоришь, что тебе никто не хочет дать в долг? Я дам!
Квинт небрежно бросил на стол тяжелый кошель. Развязал его, пересчитал монеты:
— Здесь сто драхм, ровно одна мина. И мой раб принесет тебе еще десять, даже — одиннадцать мин!
— Квинт, так много…
— Ровно столько, сколько нужно для начала выгодного дела. Суди сам: чтобы вертеть каменные жернова на мельнице, тебе понадобятся ослы или мулы. Но у вас, в Афинах, они дорого стоят. И потом, как сообщил мне брат Луций, этой весной ожидаются высокие цены на корма. Поэтому купишь на эти деньги пару подходящих рабов. Это обойдется дешевле. Ну и приведешь себя в порядок!
— Квинт, ты спасаешь меня! — вскричал Эвбулид.
— Тогда мы квиты, и совесть моя отныне спокойна! — кивнул Пропорций и деловым тоном посоветовал: — Дело веди, как следует, чтобы не получилось, как с этим греком. Не хватало еще мне судиться со своим боевым товарищем! А какими будут проценты с мельницы и двенадцати мин, я подумаю…
— Конечно, дружище! — кивал ошалевший от счастья Эвбулид. — В первый же нумений я куплю рабов и тем же вечером с нетерпением буду ждать тебя на ужин!..
3. Римский триумф
И вот этот нумений пришел…
… — Сто восемьдесят один, сто восемьдесят два, — возобновил счет Эвбулид, стараясь отогнать навязчивую мысль, что он мог не встретиться с Квинтом. Мало ли: суд назначил бы его тяжбу с должником на другой час или он начал бы свой день с посещения гимнасия или цирюльни, а не здания суда…
— Да… — зябко поежился Эвбулид. — Если бы я не увидел Квинта…
— Не слишком ли ты доверяешься этому римлянину? — осторожно спросила Гедита. — Эти римляне так жестоки, словно у них нет сердца! Причем, я слышала, все до единого! Почему они такие, а, Эвбулид? — с болью в глазах посмотрела она на мужа.
— Не знаю, — подумав, пожал плечами тот и быстро добавил: — Но Квинт не такой!
— Может быть. Но соседи говорят, что его мельница готова вот–вот развалиться.
— Молчи, женщина! — скорее по древней традиции, чем со зла одернул жену Эвбулид. — Ты еще будешь вспоминать его имя в своих молитвах и обетах!
— Да я хоть сейчас дам обет молчать целый месяц, лишь бы этот Квинт сегодня покинул Афины и забрал у нас все, что дал! Ведь на этой мельнице всего один раб… И к тому же совсем слепой!
— Да, он слеп, — согласился Эвбулид. — Но дело свое знает лучше всех зрячих мельников Афин, вместе взятых!
