Джон Стэк - Корабль Рима
— Теперь понятно, почему не появились пираты, — пробормотал Аттик.
На середине пролива прямо напротив них, на расстоянии около лиги, медленно двигались три триремы, направляясь на север, к входу в пролив. Это был авангард, разведка: корабли, выстроившиеся клином, неспешно шли на веслах, поскольку при полном безветрии в проливе не могли использовать паруса.
— Милосердные боги, — прошептал Септимий. — Кто это?
— Карфагеняне! Триремы тирской постройки, тяжелее «Аквилы», приспособленные для плавания в открытом море. Похоже, туман скрывал нас достаточно долго.
Объясняя, Аттик смотрел вовсе не на три корабля, а на южную часть пролива. Примерно в двух лигах позади авангарда темнели силуэты приближающихся судов — целый флот во главе с квинквиремой, массивной галерой с тремя рядами весел, как у «Аквилы», но с двумя гребцами на каждом весле верхнего ряда.
Септимий проследил за взглядом Аттика и тоже заметил другие корабли.
— Всемогущий Юпитер, — потрясенно прошептал центурион. — Как ты думаешь, сколько их там?
— Не меньше пятидесяти, — мрачно ответил Аттик.
— И что теперь? — Центурион полагался на человека, который определял их дальнейшие действия.
Ответа Септимий не услышал. Тогда он оторвал взгляд от приближающегося флота и повернулся к Аттику.
— Ну?
Аттик посмотрел центуриону прямо в глаза.
— Теперь мы бежим.
* * *Ганнибал Гиско, адмирал карфагенского флота и командующий силами пунийцев в Сицилии, был осторожным человеком. Еще пять лет назад, возглавив вторжение Карфагена на остров, он настоял, чтобы впереди любого крупного флота шел авангард. Это позволяло выявить множество опасностей еще до того, как флот наталкивался на них. Накануне вечером адмирал перебрался с флагманской квинквиремы «Мелкарта» на трирему под названием «Элиссар», которая на сегодняшний день принимала обязанности руководства всеми операциями. Они направлялись в Панорм на восточном побережье Сицилии, где Гиско планировал рассредоточить флот вдоль побережья и попытаться блокировать сицилийские порты, находившиеся в руках римлян, чтобы затруднить снабжение гарнизонов с материка. Капитан галеры, естественно, уступил свою каюту адмиралу. Несмотря на то что каюта оказалась достаточно удобной, Гиско спал беспокойно, и в голову ему все время лезли мысли о предстоящем дне. Флот должен был пройти через устье пролива, где Сицилию и материк разделяла полоска воды шириной в одну лигу, всего две тысячи пятьсот ярдов,[4] и где проходили пути снабжения римлян. Принимая на себя командование авангардом, адмирал надеялся быть в числе тех, кто первым прольет кровь врага.
Гиско проснулся на рассвете и занял свое место на баке «Элиссар». Приятно было вновь командовать всего одним кораблем, триремой, на которой адмирал приобрел первый опыт в качестве капитана и которую досконально знал. Гиско приказал капитану увеличить дистанцию между авангардом и основными силами флота с одной лиги до двух. Он почувствовал, что капитан хотел возразить, но затем передумал и молча выполнил приказ, а затем просигналил двум другим кораблям, чтобы последовали его примеру. Капитану была хорошо известна репутация адмирала.
Годом раньше, когда Гиско оказался в осажденном городе Агригенте на юго-западе Сицилии, он продолжал держаться вопреки всем разумным доводам, хотя солдаты и население голодали, а все попытки сообщить карфагенскому флоту о римской осаде оканчивались неудачей. Упорство Гиско принесло плоды, освобождение пришло, и, хотя сухопутное сражение пунийцы проиграли и были вынуждены оставить город, рассказы о крутом нраве и жестокости Гиско распространились по всей карфагенской армии.
Адмирал увеличил дистанцию специально, внеся элемент опасности в свое положение. Теперь при встрече с врагом флоту потребуется чуть больше времени, чтобы прийти на помощь авангарду. Гиско хотел превратить первое боевое столкновение дня в честный поединок; в противном случае это была бы просто резня. И руководило адмиралом вовсе не чувство чести — Гиско считал честь пустым звуком, — а потребность почувствовать лихорадку боя. Высокое положение главнокомандующего все чаще требовало, чтобы он находился в арьергарде битвы, а не в первой линии войск, и Гиско уже очень давно не испытывал опьянения боем и жажды крови — именно этими ощущениями он надеялся насладиться сегодня.
* * *— Бежим?.. Куда? — спросил Септимий. — Эти три корабля нас явно не видят. Может, нам лучше просто затаиться. Над морем еще много полос тумана, и какая-нибудь из них снова накроет нас.
— Нельзя рассчитывать на удачу. Туман слишком ненадежен. Один раз повезло, и авангард нас не заметил, но от целого флота нам не спрятаться. Нет никаких шансов, что больше пятидесяти судов проплывут мимо и никто нас не увидит. Единственный выход — опередить их. Луций! — громко позвал Аттик, отвернувшись от центуриона. Через мгновение к ним присоединился помощник капитана «Аквилы». — Приказ начальнику гребцов: вперед обычным ходом. Когда выйдем из бухты, увеличить скорость до боевой. Поднимите всех запасных гребцов с нижней палубы.
Отсалютовав, Луций удалился исполнять приказ. Аттик повернулся к центуриону:
— Мне нужен десяток твоих людей, чтобы поддерживать порядок на нижних палубах. Гребцы, конечно, прикованы к веслам, но они должны выполнять команды; кроме того, следует охранять резерв. И еще мне нужны твои пехотинцы на корме — карфагенские подонки бросятся в погоню, и рулевой должен быть защищен от их лучников.
Септимий покинул бак, чтобы отдать распоряжения легионерам.
— Посыльный! — скомандовал Аттик.
Через мгновение перед ним возник один из матросов.
— Приказ рулевому. После выхода из бухты курс на север. Держаться ближе к берегу.
Посыльный бегом бросился выполнять поручение. Аттик почувствовал, что галера дернулась у него под ногами: две сотни весел одновременно вспороли неподвижную гладь залива, и «Аквила» ожила. Через минуту судно миновало вход в залив, повернуло вправо и, обогнув мыс, помчалось параллельно берегу. Как и рассчитывал Аттик, полосы тумана жались к берегу, цепляясь за разницу температур между морем и сушей. Рулевой «Аквилы» Гай знал побережье как свои пять пальцев, и для прокладки курса ему требовалось лишь изредка бросать взгляд на знакомые ориентиры. Еще пятьдесят ярдов, и галера вновь скрылась в тумане, но надолго ли — Аттик не знал. Он сказал Септимию, что собирается опередить авангард карфагенян, хотя прекрасно понимал: это невозможно. Одному судну не убежать от трех. Остается единственный выход.
