Александр Дюма - Изабелла Баварская
Что до герцога Бурбонского, то задерживаться на нем мы не станем. Скажем только, что это был один из тех вельможных принцев, которые, будучи потомками или предками выдающихся людей, вписывают в историю и свое имя.
Позади следовали герцог Филипп Бургундский и герцог Беррийский, братья Карла V и дядья нынешнего короля. Тот самый герцог Филипп, что в битве при Пуатье разделил печальную участь короля Иоанна и его лондонское пленение, заслужив на поле брани и в застенке прозвание Смелый, которое дал ему отец и подтвердил потом Эдуард, когда однажды, во время трапезы, виночерпий английского короля налил своему господину прежде, чем королю Франции, за что юный Филипп дал виночерпию пощечину и спросил: «Кто это, любезный, учил тебя прислуживать вассалу прежде, чем сеньору?»
Рядом с ним был герцог Беррийский, вместе с герцогом Бургундским правивший Францией после того, как Карл VI лишился рассудка, и своею скупостью содействовавший разорению королевства не меньше, чем герцог Орлеанский — своим расточительством.
Следом за ними шли Пьер Наваррский и граф д’Остреван. Но так как они не принимали заметного участия в событиях, о которых мы намереваемся рассказать, отошлем наших читателей, желающих познакомиться с ними подробнее, к немногочисленным жизнеописаниям, им посвященным.
Следом за королевой, не в носилках, а верхом на роскошно украшенном коне, в сопровождении графа Неверского и графа де Ла Марша медленно двигалась герцогиня Беррийская. И здесь снова одно имя затмит собой другое, и менее заметное померкнет в тени более заметного. Ибо граф Неверский, сын герцога Филиппа и отец Карла, станет однажды Жаном Бургундским. Отца его называли Смелым, сыну дадут прозвание Отважный, а для него самого история уже приготовила имя Неустрашимый.
Графу Неверскому, 12 апреля 1385 года вступившему в брак с Маргаритой де Эно, было в то время не больше двадцати двух лет; невысокого акта, но крепкого сложения, он был очень хорош собой: небольшие светло-серые, как у волка, глаза его смотрели твердо и сурово, а длинные прямые волосы были того иссиня-черного цвета, представление о котором может дать разве что вороново крыло; его бритое лицо, полное и свежее, дышало силой и здоровьем. По тому, как небрежно держал он поводья своей лошади, в нем чувствовался искусный всадник: несмотря на молодость и на то, что он еще не был посвящен в рыцари, граф Неверский успел уже свыкнуться с боевыми доспехами, ибо не упускал случая закалить себя и приучить к трудностям и лишениям. Суровый к другим и к самому себе, нечувствительный к жажде и голоду, холоду и зною, он принадлежал к тем твердокаменным натурам, для которых обычные жизненные потребности ровно ничего не значат. Гордый и заносчивый со знатными и всегда приветливый с людьми простого звания, он неизменно внушал ненависть себе равным и был любим теми, кто стоял ниже его; подверженный самым бурным страстям, но умеющий прятать их в своей груди, защищенной латами, этот железный человек был непроницаем для людских взглядов, и в душе его клокотал невидимый, но сжигавший его вулкан; когда же он считал, что подходящий момент наступил, он неудержимо устремлялся к цели, и горе тому, кого настигала рокочущая лава его ярости. В этот день — только для того, разумеется, чтобы не походить на Людовика Туренского, — граф Неверский был одет подчеркнуто просто: в более короткий, чем предписывала мода, лиловый бархатный камзол без украшений и вышивки, с длинными, с разрезами, рукавами, перетянутый в талии стальным сетчатым поясом с сиявшей на нем шпагой; на груди между отворотами виднелась голубого цвета рубашка с золотым ожерельем вместо воротника; на голове у него был черный тюрбан, складки которого скрепляла булавка, украшенная одним-единственным бриллиантом, но зато это был тот самый бриллиант, который под названием «Санси» составил впоследствии одну из величайших драгоценностей французской короны[3].
Мы столь подробно описали этих двух знатных вельмож, которых неизменно будем видеть возле короля, ибо, наряду с печальным и поэтичным Карлом и с пылкой и страстной Изабеллой, они являлись главными фигурами этого несчастного царствования. Из-за них Франция раскололась на две враждебные партии и обрела как бы два сердца, из которых одно билось во имя герцога Орлеанского, а другое — герцога Бургундского: каждая партия, разделяя любовь и ненависть того, кого она избрала своим предводителем, знала только его любовь и его ненависть, забыв при этом все остальное, в том числе и своего короля, который был их общим господином, и самое Францию, бывшую их общей матерью.
По краю дороги, чуть в стороне, на белой лошади ехала госпожа Валентина, которую мы уже представили читателю в качестве супруги юного герцога Туренского; она покинула свою родную Ломбардию и впервые прибыла во Францию, где ей все было ново и все поражало роскошью. Справа ее сопровождал Пьер де Краон, любимый фаворит герцога Туренского, в одежде, напоминавшей наряд герцога, которую, кстати, тот и заказал для него в знак особой к нему дружбы. Пьер был с герцогом примерно одних лет, так же хорош собою и так же, как герцог, выглядел веселым и беспечным. Однако достаточно было взглянуть на него чуть пристальнее, чтобы в темных его глазах заметить отблеск страстей неукротимых, и понять, что это одна из тех волевых натур, которые всегда добиваются своей цели — продиктована ли она ненавистью или любовью, и что не много проку сулит его дружба, тогда как вражды его следует опасаться.
По левую руку от герцогини шел коннетабль Франции Оливье де Клиссон в железных доспехах, которые он носил с такой же легкостью, с какой другие сеньоры носили свой бархатный наряд. Поднятое забрало его шлема открывало честное, мужественное лицо старого воина, и длинный шрам, пересекавший его лоб — кровавый след сражения при Орэ, — свидетельствовал о том, что своим мечом, украшенным лилиями, человек этот обязан не интригам и не чьему-то благорасположению, но верной и доблестной службе. В самом деле, Клиссон, родившийся в Бретани, воспитание получил в Англии, но восемнадцати лет возвратился во Францию и с тех пор отважно и храбро сражался в рядах королевской армии.
Представив читателю обрисованных выше лиц, остальных участников свиты мы назовем лишь по именам: то были герцогиня Бургундская и графиня Неверская, которых сопровождали Анри де Бар и граф Намюрский. За ними следовала герцогиня Орлеанская верхом на роскошно и со вкусом украшенном коне, которого вели под уздцы Жак Бурбонский и Филипп д’Артуа. Далее ехали герцогиня де Бар с дочерью, сопровождаемые Карлом д’Альбре и сеньором де Куси, одно имя которого наверняка пробудило бы множество воспоминаний, даже если бы мы и не поспешили напомнить здесь его девиз: «Не принц, не граф я, Боже упаси: зовусь я господином де Куси» — самый скромный, а может быть, и самый горделивый из девизов вельмож того времени.
