Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 2
– Хорошо, – одобрил д’Артаньян. – Но двоих мало. Вы найдете еще кого-нибудь, не правда ли?
– Конечно, – сказал молодой человек, не понимая, чего хочет д’Артаньян. – Сколько вам угодно.
– Друзей?
– Да, сударь.
– Так запаситесь ими, пожалуйста. Подойдите и вы, Рауль. Приведите также господина де Гиша и герцога Бекингэма.
– Боже мой, сударь, сколько шуму, – отвечал де Вард, принужденно улыбаясь.
Капитан сделал знак, призывавший его к терпению, и направился в свою комнату, где сидел в ожидании граф де Ла Фер.
– Ну что? – спросил он, завидев д’Артаньяна.
– Господин де Вард оказывает мне честь своим визитом в обществе нескольких своих и наших друзей.
Действительно, вслед за мушкетером показались де Вард и Маникан. За ними шли де Гиш и Бекингэм, удивленные, не понимая, чего от них хотят. Последним вошел Рауль с несколькими придворными. Заметив графа, он встал подле него.
Д’Артаньян принял гостей как нельзя более любезно. Извинившись перед каждым за причиненное им беспокойство, он повернулся к де Варду, который, несмотря на все свое самообладание, не мог скрыть удивления, смешанного с тревогой.
– Милостивый государь, – начал д’Артаньян, – теперь, когда мы не в королевском дворце и можем говорить громко, не нарушая приличий, я сообщу вам, почему я взял на себя смелость пригласить вас и всех этих господ. Я узнал от графа де Ла Фер, моего друга, что вы распространяете обо мне оскорбительные слухи; мне сказали, что вы считаете меня своим смертельным врагом на том основании, что я будто бы был врагом вашего отца.
– Это правда, милостивый государь, я говорил это, – отвечал де Вард, и его бледность сменилась легким румянцем.
– Итак, вы обвиняете меня в преступлении или в низости? Прошу вас точнее формулировать ваше обвинение.
– При свидетелях, милостивый государь?
– Разумеется, при свидетелях; вы видите, что я нарочно выбрал их судьями в деле чести.
– Вы не цените моей деликатности, милостивый государь. Я обвинял вас, это правда, но подробности своего обвинения я держал в тайне. Я довольствовался тем, что выражал свою ненависть перед людьми, которые не могли не сообщить вам о ней. Вы не приняли в расчет моей сдержанности, хотя и были заинтересованы в моем молчании. Я не узнаю вашего обычного благоразумия, господин д’Артаньян.
Д’Артаньян стал кусать усы.
– Милостивый государь, – сказал он, – я уже имел честь просить вас точнее формулировать обвинение, возводимое вами на меня.
– Вслух?
– Разумеется.
– Даже если речь идет о постыдном поступке?
– Непременно.
Свидетели этой сцены стали было тревожно переглядываться, но, видя, что д’Артаньян не обнаруживает никакого волнения, успокоились.
Де Вард хранил молчание.
– Говорите, милостивый государь, – попросил мушкетер. – Вы видите, все ждут.
– Ну так слушайте. Мой отец любил одну женщину, одну благородную женщину, и эта женщина любила отца.
Д’Артаньян переглянулся с Атосом.
Де Вард продолжал:
– Господин д’Артаньян перехватил письма, в которых назначалось свидание, и, переодевшись, явился вместо того, кого ожидали; затем он воспользовался темнотой…
– Это правда, – подтвердил д’Артаньян.
По комнате пробежал легкий ропот.
– Да, я совершил этот дурной поступок. Вы должны были бы прибавить, милостивый государь, если уж вы так беспристрастны, что в то время, когда произошло это событие, мне не было еще двадцати одного года.
– Поступок тем не менее постыдный, – сказал де Вард. – Для совершеннолетнего дворянина такая неделикатность непростительна.
Снова раздался ропот, в котором теперь слышалось удивление и даже сомнение.
– Это была скверная выходка, – согласился д’Артаньян. – Не дожидаясь упреков господина де Варда, я сам горько упрекал себя за нее. С годами я стал рассудительнее и честнее, и я искупил свою вину долгими сожалениями. Обращаюсь к вашему суду, господа. Дело происходило в тысяча шестьсот двадцать шестом году, в такие времена, о которых вы, господа, знаете только по рассказам, – времена, когда любовь была неразборчива в средствах, а совесть не служила, как теперь, источником отрады и мук. Мы были молодыми солдатами, вечно в боях, вечно с обнаженными шпагами. Каждую минуту нам угрожала смерть; война делала нас грубыми, а кардинал заставлял торопиться. Словом, я раскаялся в своем поступке; больше того, я и до сих пор раскаиваюсь в нем, господин де Вард.
– Это понятно, сударь, такой поступок не мог не вызвать раскаяния. Тем не менее вы погубили женщину. Та, о которой вы говорите, не вынеся стыда и обиды, бежала из Франции, и с тех пор никому не известно, что с ней сталось.
– Вы ошибаетесь, – мрачно усмехнулся граф де Ла Фер, протянув руку к де Варду, – ее видели, милостивый государь, и среди нас есть даже люди, которые узнают ее по моему описанию. Это была двадцатипятилетняя худенькая и бледная блондинка, которая была замужем в Англии.
– Замужем? – спросил де Вард.
– Разве вы не знали этого? Видите, мы лучше вас осведомлены, господин де Вард. Известно ли вам, что ее называли обыкновенно миледи, не прибавляя к этому титулу никакого имени?
– Да, сударь, я это знаю.
– Боже мой! – прошептал Бекингэм.
– Итак, эта женщина, родом из Англии, вернулась в Англию, после того как три раза устраивала заговоры против господина д’Артаньяна. По-вашему, она была права? Согласен, ведь господин д’Артаньян оскорбил ее. Но нехорошо то, что в Англии эта женщина соблазнила одного молодого человека, по имени Фелтон, находившегося на службе у лорда Винтера. Вы побледнели, милорд Бекингэм? Ваши глаза зажглись гневом и скорбью? В таком случае закончите эту повесть, милорд, и скажите господину де Варду, кто была эта женщина, вложившая нож в руку убийцы вашего отца.
Все вскрикнули. Герцог вытер платком лоб.
На некоторое время воцарилось глубокое молчание.
– Вы видите, господин де Вард, – сказал д’Артаньян, на которого рассказ этот произвел тем большее впечатление, что слова Атоса пробудили в нем живые воспоминания, – вы видите, не я был причиной гибели этой женщины, потому что душа ее давно уже погибла. Теперь, когда все разъяснено, мне остается, господин де Вард, смиренно попросить у вас прощения за этот постыдный поступок, как я, наверное, попросил бы его у вашего отца, если бы он был жив, когда я вернулся во Францию после казни Карла Первого.
– Это слишком, господин д’Артаньян! – воскликнули присутствующие.
– Нет, господа, – сказал капитан. – Теперь, господин де Вард, надеюсь, между нами все кончено. И вам больше не придется распространять порочащие меня слухи. Наши счеты сведены, не правда ли?
