Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы-2
— Да понял я уже, понял, — обрадованным тоном проворчал Рой, — чё на сто кругов одну песню крутить? Ты ж командир, а не задрипанная шарманка в салуне у старого Тимоти. Сам знаю, что в стакане народа тонет больше, чем в море. Ты, чиф, про снарягу говорить начал, так вот лучше об ей речь и двигай, а не в мою сторону камнями кидайся.
— Всё верно, — кивнул Бёрнхем. — Армия Ёе Величества нас, конечно, всем необходимым должна обеспечить, но это в теории. Парни, мы все здесь люди тертые и прекрасно знаем, что плохое начало ведет к плохому концу. Интенданты народ особый, на войну смотрят из своих закромов и то одним глазом, и имеют свое мнение о том, что, кому, в каких количествах нужно и когда это «нужно» надо выдать. Жизненный опыт — это груз ценных знаний о том, как не надо себя вести в ситуациях, которые никогда больше не повторятся. Но кое-каких камней на пути избежать помогает. Посему, как добрые христиане, искренне заботясь о ближних, все вопросы по снаряжению, мы решим сами. Итак…
Небольшое совещание затянулось на пару часов, так или иначе, втянув в себя всех присутствующих. Бёрнхем, взяв на себя роль отрядного казначея, ожесточенно чиркал огрызком карандаша в огромном блокноте. Митчелл пытался отчаянно спорить с Хостом и Картрайтом, доказывая, что на армейских складах, через знакомых интендантов прибарахлиться проще и дешевле, чем в «West Arms». Здоровяки молчаливо уперлись и доводам разума внимать не хотели. Бланш дважды приносила кофейник и один раз блюдо с жареным мясом, и даже Паркер, тоскливо взглянув на так и не допитую бутылку, хлебнул кофе, обжегся и, прошипев что-то невнятное, вступил в полемику.
— Да, чуть не забыл, — Бёрнхем оторвал глаза от записей, — Майлз, ты свой любимый «спрингфилд» дома нынче оставь, а прикупи себе такой же «восемьдесят пятый», как у меня. Кстати! Остальных любителей скользящих затворов это тоже касается! — Фрэнк выразительно покосился в сторону Паркера и вновь склонился над блокнотом.
— А чего это я своё ружьецо брать не должен? — нахмурился Митчелл.
— А когда ты к нему все патроны расстреляешь, где я тебе новых возьму? — вопросительно поднял бровь Бёрнхем. — Там лавки тетки Элли нету.
— Ну, слава тебе, Господи! — радостно осклабился Митчелл. — Вконец меня задолбала старая ведьма. За чем бы к ней не пришел — уходишь, как оплеванный — её Тотошка и то тише лает. Лучше бы её в детстве в Канзасе, смерч в фургоне куда подальше забросил, а не в соседний штат…
— Значит, ты вновь возвращаешься в Африку? — тихо спросила Бланш, проводив последнего из гостей.
— Да, — коротко ответил Фрэнк, чуточку виноватым тоном, вглядываясь в отблески огня на лице жены. — Да, возвращаюсь…
— Но зачем?! Ведь когда не стало нашей Нады[1], ты пообещал, покинуть эту проклятую землю, лишь только закончится война и больше там не появляться?! А сейчас уезжаешь…
— Пойми, милая, — Бёрнхем, ласково положил ладони на плечи жене и заглянул ей в мокрые от слез глаза, — людям, которых я очень уважаю, очень нужна моя помощь. И нужна именно сейчас. Да и ко всему прочему, есть возможность получить столько денег, что их хватит до конца жизни… — услышав легкий вздох жены, Фрэнк сбился с речи, а разглядев её грустную, всё понимающую улыбку и вовсе стушевался, — да чего я тебе всё это говорю, ты и сама всё знаешь. В отличие от парней, золото буров интересует меня меньше всего — моё главное богатство — это ты и дети. Но не ехать я не могу.
— Знаю, милый, — в очередной раз вздохнула Бланш, — я всё знаю. Когда вы отбываете?
— Я — завтра. Утром уходит дилижанс в Фэрбэнкс. Оттуда — в Канаду, а уж из Галифакса — в Кейптаун. Парни же, сначала навестят Сиэтл, приобретут всё необходимое и присоединятся ко мне уже в Африке.
— Пусть Всевышний хранит тебя, где бы ты ни был, — перекрестила мужа Бланш. — А я буду каждый день молить его об этом…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1 февраля 1900 года. Кейптаун.— А я еще раз говорю вам, сэр, — безусый лейтенант в щегольском кителе с аксельбантом адъютанта, раскинул руки наподобие распятия, — сейчас командующий отдыхает. Приходите к вечеру. А еще лучше — завтра.
— А еще лучше — не приходите вовсе, — в тон ему хмыкнул Бёрнхем, копаясь в своем мешке. — Вот. Передайте это лорду Робертсу, — закончив поиски, он протянул офицеру маленький прямоугольник визитки. — И если вам дороги ваши эполеты и ваше место, настоятельно рекомендую сделать это немедленно.
— Да как вы смеете угрожать британскому офицеру! — от возмущения мальчишка побагровел, словно старый матрос от кварты рома. — Я доложу его высокопревосходительству о вас, но не раньше, чем он соизволит проснуться! А сейчас, если вы не удалитесь, я буду вынужден вызвать караул, который препроводит вас прямиком на гауптвахту!
— А я все же встречусь с лордом Робертсом сейчас. С вашего позволения…. — Бёрнхем, неожиданного для юнца шагнул вперед, неуловимым движением уложил его на пол и быстро стянул руки шнуром от портьеры, срезанным тут же. — Или без такового. — Мне не хотелось бы проделывать такую же шутку с караульными, а посему… — Фрэнк достал из нагрудного кармана носовой платок и ловко сунул его в раскрытый рот, онемевшего от удивления адъютанта, — приношу вам свои извинения и пожелания приятного отдыха.
Паренёк что-то невнятно промычал, и вдруг, перекатившись в сторону, словно заправский футболист, пнул фаянсовую вазу. Осколки еще звонко сыпались на пол, когда створки дверей и в холл вбежали двое караульных.
— Стоять! — заорал один из солдат, направив ствол винтовки на Бёрнхема, поднимавшегося по лестнице. — Стоять ублюдок! Еще один шаг и ты покойник! Святой Патрик свидетель, дёрнешься, и я тебе башку прострелю!
— Что здесь происходит?! — пожилой, заспанный мужчина, запахнув бархатный халат, раздраженно обвел холл властным взором. — Адамс, чёрт вас подери, я дождусь ответа или нет?! А ты в кого целишься, болван?! Хочешь расшибить какую-нибудь вазу, которая в тысячу раз ценней твоей безмозглой тыквы?! — человек перевел взгляд на Бёрнхема, застывшего посреди лестничного пролёта:
— А вы, сто чертей вам в глотку, кто ещё такой!
— Доброе утро, сэр Робертс, — весело улыбнулся Бёрнхем, сдвигая широкополый стетсон на затылок. — Прошу великодушно меня простить за столь ранний и неприятный для вас подъём, но вряд ли бы вы стали вызывать меня из Америки, если бы располагали временем на соблюдение политеса.
— Фредерик! — обрадовано всплеснул руки Робертс. — Вы уже здесь, друг мой! Поднимайтесь же ко мне скорей, вы как никогда вовремя! — И вот еще что мне интересно, мистер… — генерал развернулся в сторону часового, застывшего при появлении командующего, словно ледяная фигура на Рождественской площади.