Георгий Старков - Квартира 302

Потом пришла по-настоящему хорошая идея – позвонить. Управляющему. В полицию. В службу спасения. Хоть кому-нибудь.

Всё правильно – телефон не работал. Провод тогда был исправен, но толку… Может, думал Генри, смахивая пот со лба, провод оборвали снаружи, в блоке коммутации. Если кто-то смог навешать эти здоровенные цепи ему на дверь – с внутренней стороны, заметьте! – то испортить телефонную линию пара пустяков.

К полудню Генри решился заорать. До этого кое-как ухитрялся давить в себе ростки паники, но самообладание утекало с каждой минутой. Он постучал по стене гостиной – сначала робко, костяшками пальцев. Никто не отвечал. Он забарабанил сильнее, кулаками. Стена притворялась глухонемой.

– Вы слышите меня? – громко спросил он. – Вы меня слышите?

Обитательница соседней квартиры (девушку звали Айлин) не подавала признаков жизни. Скоро Генри уже кричал во всю мощь лёгких, но ответа не дождался. Сорвав голос, он кинулся к противоположной стене. Промучился до хрипоты, прежде чем понял – что-то не так. Что-то определённо не так. Его истошные вопли должны были привлечь внимание если не соседей, то кого-нибудь другого.

Он посмотрел на окна. Стекло, такое гладкое и прозрачное, легко бьющееся. Генри попытался открыть окно, но рама не продвигались ни на дюйм, словно пустила корни в колоду. Терпение Генри было на пределе. Он не стал долго думать – зажал правую руку в кулак и шандарахнул прямо по центру. Раздался мягкий стук. Костяшки пальцев полыхнули болью. Стекло осталось цело.

Генри не верил глазам. Стекло было тонкое, силы удара должно было хватить, чтобы превратить его в груду осколков… ну или хотя бы пустить трещину. Но гладкая поверхность была девственно-целой. Генри ударил второй раз. Из-за волнения удар получился не ахти каким. Третий удар… Кожа на основании среднего пальца разошлась, на подоконник закапала кровь. Стекло замалевалось багряными потёками. Чувствуя, как вокруг шатаются стены, Генри опустился на подвернувшийся стул.

Не может быть, тупо думал он. Это противоречит законам физики.

До вечера было ещё далеко. Когда Генри лёг на кровать и забылся беспокойным сном, на его счету были: горящее от раздражения горло, растёртый в кровь правый кулак и молоток, соскочивший с рукоятки. Спал он в ту ночь из рук вон плохо. Снилось что-то нечёткое и страшное, про длинную лестницу, которая вела на крышу.

Утро пришло, как божье благословение. Солнце игриво заглядывало в спальню и пускало на стены армию янтарных зайчиков. Один из них прыгнул Таунсенду на лицо, защекотал ноздри. Страшный сон, понял он, принимая сидячее положение. Приснится же такое. Улыбаясь бредовости ночной фантазии, он вышел из спальни, и улыбка застыла на губах многотонным гранитом. Сердце с треском ухнуло на дно тёмного колодца. Генри увидел цепи, опоясовывающие дверь квартиры. Колени подогнулись, и он упал, как подкошенный, там, где стоял – посредине гостиной. Имей он привычку плакать, это было бы самое время.

Так начался его персональный ад. Он тянулся уже пятый день. С каждым рассветом надежда на то, что происходящее – просто злая шутка или дурное видение, таяла. Так исчезает свеча, забытая в тёмной комнате.

6

Оторвав взгляд от двери, Генри прошёл в кухню. Начало пятого дня заточения; нужно завтракать. Открыв дверцу холодильника, он внезапно понял, что есть не хочется – несмотря на то, что вечером он считай не ужинал. Желудок застыл окаменелостью, свернувшись в клубок. Наверное, это было к лучшему. Продуктов в холодильнике оставалось мало, и если ничего не изменится ещё неделю… у него будут серьёзные проблемы. Не хотелось об этом думать.

Генри закрыл холодильник и прошествовал в символическую гостиную. Там он не без удовольствия плюхнулся на мягкое кресло. Последние три дня львиная доля его времяпровождения приходилась на это кресло. Раньше он мог хотя бы переключать каналы или читать свежие газеты, теперь не было даже этого. Телевизор включался, лишь чтобы таращиться бельмом эфирных помех. Радиоприёмник на книжной полке (Генри любил по воскресеньям слушать трансляции бейсбольных матчей) выдавал бессмысленное шипение.

Откинувшись на спинку кресла, Генри уставился на потолок. Там вращался ещё один вентилятор, такой же, как в спальне. Чего-чего, а этого добра в квартире 302 было навалом.

Мысли постепенно вернулись к странному звонку – грохот в трубке и сбивчивый, перепуганный голос женщины. Будь Генри в состоянии хоть что-то сделать, он бы не стал колебаться. Такой голос взывал к действию, а не к размышлениям. Но Генри мог лишь валяться на кресле и развлекать себя игрой механических лопастей.

Помоги… мне…

Что это значит? Почему телефон заработал? Кто эта женщина? Какого чёрта перерезан провод?..

Как ни крути, всё упиралось концами в Самый Главный Вопрос – что происходит?

Право дело, на этом поле можно было с лёгкостью свихнуться.

Генри закрыл глаза, спасаясь от осточертевшего вращения. Может, стоит ещё попытаться проломить стену или достучаться до соседей. Шансов мало, но этот голос…

Резкий бьющийся звук справа. Там, где кухня… и дверь. Генри рывком выпрямился.

– Проклятье, – отчётливо сказал женский голос. В возгласе перемешались раздражение и досада.

Он сам не заметил, как оказался у двери. Кто-то задержался в коридоре. Нельзя упускать такую возможность. Генри жадно припал к щели глазка, молясь, чтобы женщина не успела уйти.

Она не успела. Айлин Гелвин, соседка из 303-й, как раз нагибалась за тем, что она уронила у двери. Генри заколотил кулаками по деревянной поверхности:

– Помогите! Это я, Генри! Генри Таунсенд!

Она озадаченно посмотрела по сторонам, затем переключила внимание на пол и брезгливо сморщила нос:

– Надо же… Опять невезуха.

Разбила склянку, догадался Генри.

– Мисс Гелвин! Это я! Помогите, я не могу вый…

В груди кольнуло. Он осёкся, переводя дух. Айлин даже не взглянула в его сторону – подобрала осколки разбитой посуды и пошла дальше, выпав из поля глазка. Генри с недоумением воззрился на грязную стену напротив, где какие-то шалуны оставили отпечатки своих ладош.

– Что за… – он закашлялся; горло саднило.

Почему она не услышала? Даже если дверь вдруг стала бы свинцовой, она не могла, просто не могла проигнорировать его вопли с расстояния в фут.

Медленно, как во сне, он отлепился от глазка. Возбуждение покинуло его, уступив место опустошению и обиде, почти детской. Он услышал, как хлопнула дверь соседней квартиры: Айлин вошла к себе. Генри обвёл внимательным взглядом комнату и вернулся на свой пост. Биться о стену и ломать дверь расхотелось.