Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
— Прощайте, жена, дети, друзья! — воскликнул он. — Прощай все, что я любил! Да здравствует независимость Родины!.. Солдаты: огонь!
Грянули двенадцать выстрелов, отозвавшихся в окрестности глухим эхом. Бур пошатнулся и рухнул навзничь на земляной бугор. Смерть была мгновенной. Из груди, пробитой шестью пулями, хлестала кровь.
Из уст жены вырвался крик отчаяния, заголосили дети.
Солдаты взяли на караул, сделали полуоборот и двинулись в лагерь. Оцепление сняли, доступ к могиле открыли.
Тяжело опустившись на колени, жена благоговейно закрыла покойнику глаза и, омочив пальцы в крови, ярко алевшей на разодранной одежде мужа, осенила себя крестом.
— Сделайте, как я, — сказала она детям. — И помните всегда, отец ваш — убитый англичанами герой, и кровь его вопиет об отмщении!
Дети последовали ее примеру. Старший сын, рослый четырнадцатилетний мальчик, взял за руку плакавшего француза.
— Ты возьмешь меня с собой, правда? — спросил он решительно.
— Да, — ответил тот. — У меня найдутся для тебя и пони и винтовка.
— Иди с ним, дитя мое! — благословила сына бедная женщина. — Как и подобает мужчине, борись за независимость своей страны и отомсти за смерть отца!
Из дома принесли широкую простыню вместо савана и веревку, чтобы опустить останки в могилу.
Но тут прибежал запыхавшийся подросток, коренастый и юркий, как белка. Увидев молодого француза, он подскочил к нему и взволнованно прошептал:
— Нас предали!.. Беги!.. Англичане знают, что ты здесь, у них на передовой… Торопись же! Лошади рядом!
— Спасибо, Фанфан, иду, — сказал француз и обратился к юному буру: — Обними свою мать, Поль, и следуй за мной.
Фанфан уже исчез. Поль с французом последовали за ним.
Фанфан направился к колючим акациям, метко прозванным в тех местах «не спеши». Там, покусывая листву, переминались с ноги на ногу два сильных пони, снаряженных по-боевому — с винтовками у седел и с туго набитыми переметными сумками.
Ловко вскочив на одного из них, француз крикнул Полю:
— Подсаживайся к Фанфану!.. Дело будет жаркое.
С аванпостов[4] прозвучали одиночные выстрелы — сигнал тревоги, и, как только пони рванули бешеным галопом, над головами беглецов зажужжали пули.
Возле дома Давида Поттера поднялась суматоха.
— Окружить дом! Никого не выпускать! — крикнул примчавшийся на взмыленном коне полковой адъютант. — Где сержант?
— Здесь, господин лейтенант! — ответил тот.
— Вы не приметили юношу, вернее — мальчика, в охотничьем костюме?
— Так точно, господин лейтенант, приметил!
— Где он?
— Думаю, на ферме.
— Немедленно схватить и доставить в штаб полка живым или мертвым!
— Живым или мертвым!.. Да ведь он — безобидный ребенок!
— Круглый идиот!.. Ваш ребенок — сущий дьявол, один стоит целого полка! Это же сам капитан Сорвиголова, командир разведчиков!.. Всем кавалеристам, которыми располагаете вы, — в седло!
В мгновение ока были взнузданы и оседланы тридцать коней, и бешеная погоня началась.
ГЛАВА 2
Гон. — Человек в роли дичи. — Самозащита. — Подвиги капитана Сорвиголовы. — Бесстрашные юнцы. — Инстинкт лошадей. — Попытка окружения. — Ранение Фанфана. — Отчаянное бегство. — Гибель пони. — Смертельная опасность. — Меж двух огней.
Англичане, эти страстные любители спорта, весьма изобретательны, когда дело касается неистовых скачек. Например, если нет лисицы для травли собаками, довольствуются комками бумаги, разбрасываемыми егерем в разных местах. Такое подобие охоты вполне удовлетворяет спортсмена: испытывая опьянение, хорошо знакомое каждому искусному наезднику, он перелетает на коне через самые неожиданные препятствия и с задором добывает пусть и бумажные, но все же трофеи!
Когда же джентльмену предоставляется возможность принять участие в преследовании человека, которого, как дичь, можно изловить и при желании убить, национальный спортивный дух под воздействием первобытной свирепости, выраженной в формуле — «homo homini lupus est»[5], приобретает особо неистовый характер, и бумажные призы и даже исключительно жестокая лисья охота уже теряют всякий смысл. Наблюдать предсмертную агонию замученного беглеца — это ли не высшее наслаждение для цивилизованных варваров! И если англичане кричат: «Вперед! Вперед!» — то это означает: «Посмотрим, кто придет первым!» Они готовы соперничать и во время охоты на человека!
Так что стоило только объявить о погоне за капитаном Сорвиголовой, как тотчас сформировался офицерский конный отряд — из драгун, улан, гусар и иоменов[6], этих бесстрашных охотников, еще более одержимых, чем их братья по оружию из регулярной армии.
«Вперед! Вперед!..»
Солдатский долг и спортивный азарт, слившись воедино, придавали скачке особую напряженность.
«Вперед! Вперед!.. По следу человека!»
Отряд то смыкался, то растягивался — в зависимости от темперамента всадников и горячности их коней. Впереди мчался молодой уланский лейтенант на великолепном, породистом жеребце. Удаляясь от соратников, он постепенно настигал беглецов, опередивших преследователей не более чем на шестьсот метров.
Бедные парни мчались во весь опор на неказистых с виду, но смелых и умных пони, честно служивших своим хозяевам.
Когда луг кончился и пошли высокие травы, у пони, выросших в этих краях, появились преимущества. Перейдя на своеобразный аллюр, они, почти не снижая скорости, ловко пробирались сквозь заросли. На голой равнине мальчишек догнали бы минут за десять, здесь же, в саванне[7], между ними и англичанами сохранялось прежнее расстояние. Только уланский лейтенант да еще трое всадников медленно, но неуклонно приближались к преследуемым.
Пони молодого француза, которого англичане назвали капитаном Сорвиголовой, не обнаруживал ни малейших признаков усталости, зато удила скакуна, на котором неслись Фанфан с Полем, покрылись обильной пеной.
— Фанфан! — крикнул Сорвиголова. — Ты не на деревянной лошадке, а на коне! Так отдай же поводья и положись на него!
— Ладно, хозяин! — ответил Фанфан и, ласково потрепав по шее пони, сказал ему: — Придется тебе, Коко, думать за нас обоих. Впрочем, для тебя это не так уж и трудно.
Сорвиголова обернулся и, увидев вырвавшихся вперед англичан, поспешно взял в руку винтовку.
— Внимание! — вполголоса обратился он к спутникам и свистнул. Оба пони замерли на месте. Проворно соскочив с коня, юноша пристроил на седле ружейный ствол и, прицелившись в уланского офицера, мягко спустил курок. Раздался сухой выстрел. Сорвиголова стоял не шелохнувшись, с широко раскрытыми глазами, словно желая проследить полет пули.
