Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден
– Я могу отдать тебе четыре тумена, себе оставлю только три, – сказал Субудай. – Чтобы удержать ханство за собой, ты должен располагать силой. На поле Чагатай сможет выставить не больше двух, от силы трех туменов. – Холодным взглядом он смерил Байдара. – Сына Чагатая я тебе настоятельно советую оставить здесь, со мной, чтобы он не метался между своим двоюродным братом и отцом. – Он горько улыбнулся. – Так ведь, Байдар? Ты уж меня извини.
Тот открыл было рот, но не нашелся что сказать. Тогда вместо него заговорил Бату. Глаза Субудая прищурились, а челюсти сжались, выдавая напряжение.
– Чагатай-хана ты знаешь лучше всех нас, за исключением его сына Байдара, – начал Бату. – Как, по-твоему, он поступит, когда новость дойдет до него?
Отвечая, Субудай не сводил глаз с Гуюка. Каждое слово он из себя словно выдавливал:
– Если у него достанет безрассудства, он поведет свои тумены на Каракорум.
– Если достанет, то понятно, – кивнул Бату, явно довольный вызванным замешательством. – А что произойдет, когда Гуюк-хан возвратится домой?
– Чагатай или начнет переговоры, или будет драться. Что у него на уме, не знает никто. – Сцепив на столешнице руки, он доверительно подался к Гуюку. – Поверь мне, Чагатай-хан не так грозен, как может казаться.
Он как будто хотел сказать что-то еще, но поджал губы и стал ждать. Решение сейчас обсуждалось не военное. Бату едва сдерживал злорадную ухмылку, глядя на растерянность орлока.
Среди общего гнетущего молчания Гуюк покачал головой:
– Если ты предлагаешь мне положиться на одно лишь твое заверение, орлок, то я лучше поведу тумены домой. Все тумены. – Он оглянулся на Джебе и Чулгатая, но оба пожилых воина в обсуждении не участвовали. Во всем, что касалось войны, авторитет Субудая был непререкаемым. Но это был не военный вопрос.
Субудай тяжело вздохнул:
– У меня на столе новые карты с землями, о которых раньше у нас не слагали даже легенд. А теперь они вот, уже в двух шагах. До города Вена остается пройти всего сто миль на запад. Дальше лежит родина тамплиеров. К югу – страна Италия. Там, в горах, у меня уже действуют разведчики, намечают направления следующего броска. Это ведь дело всей моей жизни, Гуюк. – Он предпочел умолкнуть, чем униженно просить, когда наткнулся на жесткий взгляд Гуюка.
– Мне понадобятся все тумены, орлок Субудай. Все.
– Хорошо. Но оборванная пехота тебе ни к чему. Оставь мне хотя бы ее с двумя туменами, и я продолжу путь.
Гуюк протянул руку и положил ее Субудаю на плечо. Жест еще месяц назад просто немыслимый.
– Ну подумай, Субудай, как я могу тебя оставить? Тебя, главного военачальника самого Чингисхана? Да еще когда ты мне так нужен? Нет, ты идешь со мной. Ты ведь знаешь, позволить тебе остаться я не могу. А сюда ты вернешься через год, когда наступит мир.
Субудай вновь взглянул на Байдара, на этот раз с тоской и болью. Тот предпочел смотреть куда-то в сторону. При взгляде на Бату глаза орлока блеснули.
– Я действительно стар, – промолвил Субудай. – А ведь стоял я у самого истока, когда еще сам Чингисхан был молод. Сюда я больше не вернусь. Я разговаривал с пленниками. От океана нас уже ничто не отделяет. Ничто, Гуюк, ты понимаешь это? Мы почти дошли. Мы видели их хваленых рыцарей. Перед нами они бессильны. Если продвинемся еще чуть-чуть, эта земля будет наша на все времена, от моря до моря. Ты сознаешь это? На века, на десять тысяч лет! Ты можешь такое хотя бы представить?
– Это не важно, – тихо ответил Гуюк. – Родина – там, где все началось. И за здешние земли те, свои, я потерять не могу. Не вправе. – Руку он убрал, а голос его оставался незыблем. – Я буду ханом, орлок Субудай. И подле меня должен быть ты.
Субудай поник на своем стуле, совершенно опустошенный. Даже Бату неловко было смотреть на него. Орлока как будто подменили.
– Твое слово. Буду готовиться к возвращению.
Чагатай стоял, наблюдая восход солнца над рекой. Комната была уже пустая, без мебели; опустел и сам дворец, лишь кое-где слуги заканчивали уборку покоев. Чагатай не знал, вернется ли когда-нибудь сюда снова, и при мысли об этом ощутил боль утраты. В эту минуту послышались шаги. Обернувшись, он увидел покрытую шрамами физиономию своего верного Сунтая.
– Время, мой повелитель хан, – сказал Сунтай.
Взгляд слуги упал на скомканный клочок пергамента, зажатый у хозяина в руке и со дня вручения читаный-перечитаный сотни раз.
– Да, время, – кивнул Чагатай.
Напоследок он еще раз полюбовался на знакомый вид: в лучах восходящего солнца с речной глади взлетали гуси. Он смотрел на золотой шар над горизонтом, почти не жмурясь.
– В Каракоруме я окажусь за месяцы до него, – задумчиво рассудил Чагатай. – Народ принесет мне клятву верности, ну а когда он вернется, войны не миновать. Если только мне не уподобиться любимому брату Угэдэю. Как думаешь, Сунтай, Гуюк в обмен на жизнь примет мое ханство? Ну посоветуй же что-нибудь своему господину.
– Почему бы и не принять, мой повелитель. Ты же так поступил.
Чагатай улыбнулся. Впервые за долгие годы он
