Глаза Сатаны - Константин Волошин
Наконец их освободили, одели во всё новое, непривычное, хотя они и так давно ходили в несносных немецких кафтанах и узких штанах с башмаками.
Две недели спустя казаки сопровождали миссию во главе с епископом и Фрицем на барже, сплавляющейся вниз по реке.
Майнц с его готическими шпилями церквей и соборов остались позади. В Рейн вошли осторожно, и пошли в высоких берегах, густо заселённых городками и деревнями. По холмам тянулись сплошные поля, виноградники и перелески. По реке сновали в обе стороны небольшие суда и лодки, гружёные и пустые. Многие из плывущих отдавали почтительные почести стягу епископа.
Потянулись крутые берега. Рыцарские замки величественно высились на крутых обрывистых холмах. Некоторые были так стары, что скорее походили на развалины.
В теснинах берегов, Рейн был стремителен. Баржа неслась довольно быстро. Проплывали городки, но места для них на этих берегах было мало, и они так и оставались крохотными, скорее похожие на деревни.
Ивась часто сетовал на отсутствие с ними их пропавших товарищей.
— Вот бы опять быть вместе! — не раз восклицал он, жалуясь Демиду.
— Молись чаще, упорнее, вдруг Господь снизойдёт до твоих просьб, Ивась.
Он так и делал, но пока ничего не происходило.
Фриц же обещал остановку в Бонне, где баржа должна была подождать известий из Кёльна. Что за известия, он не говорил, да казакам это не было интересно.
В этих крутых берегах баржа останавливалась на ночь в каком-нибудь городке, и лишь на рассвете опять трогались в путь. Казаки с любопытством присматривались к работам матросов, сами часто помогали им, и уже неплохо разбирались в названиях снастей и рангоутных деревьев.
— Завтра к вечеру должны ночевать в Бонне, — заметил Фриц. — Развлечёте себя, а то, я вижу, вы затосковали от безделья.
А казаки не так уж и бездельничали. Демид бросился основательно подучить Ивася стрельбе из мушкета и пистолета, но основное внимание уделял фехтованию.
Полковник, видя их усердие, иногда сам становился в позицию и несколько минут занимался с ними, но уже на шпагах. Здесь Демид был слаб, а Ивась охотно принимал уроки и скоро легко одолевал Демида.
Ночь выдалась тёмной. Ветер с запада принёс лёгкий туман, потом заморосил дождик, но скоро перестал. Где-то ближе к полуночи поднялся шум, вопль раненого подбросил людей на ноги. Все выскочили на палубу и тут же попали под удары каких-то бандитов, отчаянно бросившихся на выскакивающих людей. В этот вечер епископ и Фриц остались ночевать на барже, опасаясь католических выступлений. И вот теперь это произошло.
Фриц в одной рубашке до колеи, отбивался от бандитов, рвущихся во внутренние покои, где располагался епископ со своими приближенными.
Вопли, выстрели и звон оружии говорили, что нападавших было достаточно много. Но защитники уже сумели организоваться. Казаки умело отбивались, сделали по несколько выстрелов из огнестрельного оружия, а алебарды крушили головы и животы напавших.
Матросы тоже бросились на защиту своего судна. Скоро нападение ослабло, а потом и вовсе бандиты бросились наутёк. Но нескольких удалось захватить в плен, да и четверо раненых со стонами лежали на окровавленных досках.
— Прикончить всех! — со свирепым лицом орал Демид. Он был легко ранен, это его сильно злило, и сейчас он готов был отомстить всем, кто хоть немного имел к этому отношение.
Фриц не позволял этого.
— Надо дознаться, кто это и для чего совершили нападение. Прикончить мы всегда успеем.
Однако берег хранил спокойствие и лишь с любопытством выглядывали встревоженные жители, обсуждая страшное происшествие.
С причала отошли раньше времени. Рассвет застал баржу уже далеко от деревни.
Пленных собрали у фок-мачты. Фриц с любопытством разглядывал лица явно разбойного вида. Семь человек не питали иллюзий относительно своей участи. Они угрюмо смотрели на Фрица и остальных, кто не был занят работой.
Вдруг слабый голос произнёс на родном языке казаков:
— Батюшки, неужто это вы, мои друзья? Демид, Ивась!
Казаки вздрогнули, посмотрели внимательнее на одного из раненых и с трудом узнали в нём Омелько. Демид с Ивасём бросились к другу, присели на корточки, спросили чуть ли ни разом:
Неужто ты, Омелько? Откуда ты тут?
— Да вот, сбежал из плена. Промышляли тут с такими же, как я. Не повезло!
Омелько был ранен в голову, всё лицо было залито спёкшейся кровью, и узнать его было почти невозможно. С бледным осунувшейся лицом он смотрел на друзей растерянно, с жалостью.
— Лучше не спеши говорить, Омелько, — советовал Демид. — Тебе плохо, трудно, а после разговоров и вовсе сомлеешь. Молчи, потом всё поведаешь.
Подошёл ближе Фриц. С любопытством наблюдал за казаками, потом спросил, кивнув на раненого:
— Ваш? Тоже казак?
— Наш, наш! Друг наш! Тоже пленный, — Ивась просительно смотрел на полковника и продолжал тихо: — Сбежали они и собрались в шайку. Хотели пограбить нас, господин.
— Очень интересно! Ладно, посмотрим.
Он тут же занялся допросом разбойников. Те были вынуждены во всём признаться, просили пощады, однако сам епископ махнул рукой, что надо было понимать, как приговор.
Он лишь заметил, что доволен, что это не выступление католиков, чего так опасался.
Вешать разбойников на реях не осмелились, просто привязали камни к шеям и столкнули в воду. Тем дело и кончилось, если не считать, что Омелько по просьбе полковника помиловали, оставив тому жизнь. Казакам позволили оказать помощь раненому и друзья с благодарностью, с преданностью в глазах, принялись лечить друга, который уже едва мог шевелиться.
В Бонне Ивась не решился сойти на берег — боялся оставить Омелько одного. Демид с некоторыми остальными охранниками ушёл.
— Ты смотри, чтоб Омелько Богу душу не отдал. Плох он.
— Ничего с ним не случится, Демид. Он здоров, как бугай! Отлежится!
На счастье ночь и следующий день прошли спокойно. Пришли вести из Кёльна. Епископ и Фриц долго совещались в каюте. И после обеда приказали отваливать.
Река разлилась здесь широко. Горы отступили и течение успокоилось. Баржа медленно проплывала мимо деревень, городков и старинных замков. Но эти высились теперь отдельными громадами на невысоких холмах и не впечатляли, как прошлые.
— Что-то немцы мудрят, — молвил Ивась ранним вечером, когда баржа медленно тащилась всё дальше на запад.
— Что-нибудь слышал, Ивась?
— Мало. Но, думаю, что этот самый Кёльн хотят пройти ночью. Чего-то боятся. Наверное, осложнений с тамошними попами. У них тут постоянные драчки. Столько вер тут развелось! Ничего понять невозможно!
И действительно, через три дня баржа резко снизила скорость.
