Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев
Письма, значит, прошли через особый кабинет, где чужим, но востроглазым людом были прочтены! Артем Владимирыч, не дочитав отцовского письма, немедля рванул невестин конверт. Так и есть.
Не письмо, а короткая записка: «Люблю, ненаглядный, жду!» В листке с тремя строчками букв лежал светлый локон Лизонькиных волос.
Артем Владимирыч распрямил локон, пододвинул к себе коптилку. Среди волос увидел он тонкую золотую нить и нить серебряную. Локон был к тому же посыпан бриллиантовой крошкой.
Сие означало в огромном, переплетенном корнями и ветвями роду Трубецких следующее: «Люблю тебя от юности до смерти». Золотая и серебряная нити означали: «Люблю всю жизнь». А вот толченый бриллиант как раз и был образом смерти.
Если кому из того древнего рода следовало не в срок уйти к большинству, тот толок бриллиант и выпивал его крошки с вином. Послать себе в лоб пулю или пить яд — сие считалось уделом несчастных, не понимающих жизни грешников.
Люди из рода Артема Владимирыча при случае безысходном или облыжно позорном всегда уходили чистыми — телесно и душевно — ударом древнего кинжала под пятое ребро слева.
Артем Владимирыч известным способом подвязал накрепко локоны невесты к своим длинным волосам, выпил вина, попробовал спеть песню про березоньку во поле, засмеялся счастливо и упал спать на тулуп у печи, заботливо приготовленный Егером.
Под утро, собираясь уже идти к Соймонову, князь Артем велел Егеру положить возле спящего у печи на кошме Акмурзы его халат, меховые штаны, кожаные, протертые донельзя ичиги.
Сам пробудил джунгарина. Тот ошалело сел, завертел башкой. Сабля и новодареный кинжал лежали у него под правой рукой. Акмурза поднял голову, что-то мыкнул.
— Али тебе на опохмел налить? — с грубым сочувствием спросил Егер.
Князь Артем толкнул Егера плечом, и они оба отвернулись от голого военного предводителя. Акмурза сзади кряхтел, обувая ичиги, натягивая штаны. Потом, когда накидывал халат, тяжелая пола с вшитым туда Егером деревянным торбасом тупо и громко ударила по печи.
Князь Артем повернулся. Акмурза шагнул мимо него к кадке с водой. Взял ковш, зачерпнул и весь ковш студеной воды разом выпил. Выдохнул угар воздуха и крепкого пития.
Все еще молча Акмурза прицепил к поясу саблю, тонкой ременной шлейкой прикрутил к левому рукаву дареный кинжал. Потом свистнул полевым переливом. Во дворе отозвался ржанием его конь.
Егер сумеречно оглядел Акмурзу и повернул лицо ко князю. Тот продолжал дружественно молчать.
Джунгарии понял, что, раз его одежу постирали, то тайно зашитый торбас заметили. Сказать о нем урускану нельзя: клятву луне давал на китайской стороне белокожим людям — служителям римской веры. Не сказать про торбас урускану, сказавшему мурзе: «Тамыр!» тоже никак нельзя. За это рубят голову.
Акмурза стоял посреди избы, держа соболью шапку с волчьим хвостом в левой руке. Егер стал обходить его слева. Тихо взвизгнула сталь сабли мурзы, покидающей ножны.
— Абыз! — рявкнул в лицо джунгарину разозленный князь Гарусов. — По русскому обычаю да по обряду тамыров, я тебя не могу отпустить без куска хлеба и чашки чая. За стол!
Егер хохотнул. Он уже тащил с загнетка печи парующий самовар. На столе, на чистом рядне, лежал каравай хлеба и блюдо вареного полбарана. Светлело под огнем трех плошек стекло бутыли с водкой.
Акмурза сморщил лицо, сунул саблю назад и сел за стол. Князь Гарусов сел с другой стороны, напротив джунгарина, и властно налил ему в пиалу водочного зелья. Налил потом себе, а Егеру кивнул на самовар. Егер чаем баловаться не стал, а впился зубами в баранье ребро.
— Тамыр? — вопросил Акмурза, не дотрагиваясь даже до стола.
— Тамыр! — подтвердил князь, понимая, что сейчас джунгарин или перережет себе глотку во исполнение некой данной клятвы, или перейдет под его полную власть.
Правда, в таких фланирующих отрядах, навроде того, что привел под Тобольск Акмурза, о торбасе с картой, о пароле и потребном для исполнении клятвы человеке, каковой ждет тайную посылку, обязательно знал еще один воин. Или даже три. А посему Акмурзу, если дойдет в стан кощей весть о предательстве предводителя, о порушении им святой клятвы, предводителя обязательно зарежут.
Вот этого как раз князь Гарусов хотел не допустить. Пока. А потом — потом суп с котом.
В лес, в ставку воинов Акмурзы, Артем Владимирыч распорядился каждый день гонять лошадь и три коровы на прокорм. Воины уросливо{8}[ просили баранов, да где их по весне возьмешь, жирных да лакомых? Одни ребра на тех баранах. Вон они, на столе. Весной по барану на человека надо, чтобы голод унять.
Артем Владимирыч, подавая пример, поднял пиалу с водкой, и залпом выпил. И застыл с открытым ртом. Вот же чертов. старовер! От водки крестится и бежит, а на самом деле водка его — царю такой не пивать!
Князь выдохнул и подсказал Акмурзе:
— Крепка! Залпом не пей!
Но тот и не послушал совета. Встал, поддернул толстый халат и тоже залпом выглотал пиалу водки. А там зелья было — солдатская полевая норма — две чарки!
Акмурза стукнул пиалой о стол так, что глиняная посуда разлетелась па черепки.
— Эх, дал! — завистливо вскрикнул Егер и толкнул под руку джунгарина блюдо с бараниной, томленной с чесноком. Акмурза ухватил три ребра и стал крепкими еще зубами рвать постное мясо.
— Ехал ты в Тобольск не шарпать, тамыр, — с расстановкой начал бросать слова в глаза джунгарина Артем Владимирыч. — Ехал ты под видом послеобозной ярмарки искать встречи с человеком, прибывшим сюда от захода солнца, с Запада, коего все в городе станут звать ученым италиком и найти его легко. И должен был ты тайно отдать ему торбас, зашитый в левой поле твоего халата. Торбас тот, что таить, мы вчерась вскрыли. Там карта древней работы. Карту сию наши умельцы… — тут князь запнулся.
— Породили вторую, как в зеркале, — помог ему Акмурза.
— Точно так, — согласился Артем Владимирыч. — Егер!
Егер поднялся из-за стола и вытащил из сундука копию карты, сотворенную девками — рукодельницами Хлынова — на тонком, очень прочном льне редкими, заморскими, стойкими красками. Расстелил разноцветное драгоценное изделие на столе.
— Вот тут, — показал пальцем на слияние двух рек Артем Владимирыч, — узнаешь это место?
Джунгарии совсем сузил и без того узкие глаза. Потом поднял голову:
— Керулен.
— Точно! — подтвердил Артем Владимирыч. — А