Том Шервуд - Адония
Вдруг в её поле зрения, сбоку, объявился тот самый, в смешном одеянии господин, который глубоко поклонился и произнёс с отчётливо неанглийскими интонациями:
– Позвольте просить прощений за безпокойственность и иметь удовольствие представляться, Ваше великанство!
Адония, в растерянности, выбралась из-за стола, также отдавая поклон.
– Мой имя – мэтр фон Штокс. Я есть нанят преподобный гроссмейстер Люпус для ваш обучений математик, географий, алхимий, а так же посольский этикетус, а так же разговариват и читат на языках испанский, немецкий, французский, а так же латин.
– Вот это да! – восхищённо прошептала Адония.
– Долшен отметит, – добавил, снова глубоко кланяясь, мэтр фон Штокс, – что преподобный гроссмейстер Люпус платит мне замечательный деньги, так что я всегда буду требоват от занятий с вами долгий время и множество польза. Когда вам угодно будет начинат?
– Прямо сейчас! – прижала развёрнутую ладошку к груди опьянённая счастьем Адония, и добавила: – Аврора музис амика![8]
– Манифик, фройляйн! – раскинув руки наподобие крыл, вскричал заморский учитель. – Латин, как мне видит, у нас уже есть!
– Есть, уважаемый мэтр, – зардевшись, подтвердила Адония. – И позвольте в эту минуту попросить вас называть меня как-нибудь скромно, а не «фройляйн» и уж конечно не «ваше великанство».
– Это можно, – кивнул учитель и, немного задумавшись, предложил: – Тогда будем вас именовать «студиора».
– Что это значит?
– Но о! Вы же хорошо знает латин! Что мы понимаем, когда говорим «studens»?
– Стараться!
– Именно так! Именно так называет всякий молодой человек, кто имеет обучение в университет любой стран. Студенс! Стараться! Но, поскольку вы – хотя и облачён в мужской обмундирований – фройляйн, а не молодой человек, я стану иметь удовольствий называет вас «майне студиора».
– Манифик, майне мэтр.
– А меня зовут «Маленький» – вдруг подал голос забытый, и, по-видимому, слегка уязвлённый этим, мальчишка.
– Гут морген! – поклонился и ему безупречно вежливый Штокс. – Но, кажется, вы не есть тоже мой ученик?
– Нет, нет, – смутился, опуская глаза, вмиг покрасневший подросток. – Я здесь с поручением…
– Тоогда позвольте с вами прощаться, герр Маленкий. Мы уходит начинит занятий.
– Слушай, Маленький, – торопливо проговорила Адония. – Приходи вечером, поболтаем. И узнай, всё-таки, кто остался из фехтовальщиков!
Подросток, торопливо кивнув, сел обратно за стол и с силой потёр нос. Адония и фон Штокс, увлечённо обмениваясь быстрыми фразами на латыни, прошествовали к двери. Повар, подойдя к столу, поставил на него миску с приготовленной для кошки едой. Маленький, в ответ на его безмолвный вопрос, торопливо схватил её:
– Да конечно! Сейчас отнесу!
И выбежал. Быстро шагая по улице, он лучился счастливой улыбкой, и время от времени, не сдерживая восторга, шептал:
– Эх, пёс ничейный!
Тёмное сердце
Патер бродил в одиночестве по библиотеке. Хотя, конечно, это была вовсе не библиотека. Этим благородным словом в «Девяти звёздах» именовался подвал, где стопками, колоннами, шпалерами, от пола до потолка и вдоль стен были свалены книги и манускрипты. Помимо награбленных денег, сокровищ и всяких редкостей, отряды его «капитанов» привозили в монастырь и все, какие только попадались во время их кровавых забав, фолианты.
– Давно нужно было порядок здесь навести, – мерно, без эмоций, выговаривал себе патер. – Хорошо ещё – сухо. А то ведь пропали бы книги.
В этот день Люпус надрывно, до непривычно выступающего пота на лбу, трудился. Нет, эту работу он не мог поручить никому. Раскрывая книгу за книгой, он в беглый миг определял её содержание, и перекладывал на свободное место, в стопу уже просмотренных. Лишь изредка, счастливо вздохнув, он относил какой-нибудь фолиант на длинный, специально для этой цели приготовленный стол. На нём уже лежали рукописные книги: преподобного Айжека Мцехского «Доказательные протоколы ведьм, уличённых в сношениях с потусторонними силами»; Георга Тубриса «Каббалистические рефрены»; Якова Шпренгера и Генриха Инститориса «Молот ведьм»; и троекнижие жившего в своё время в Генуе араба – римского студента, затем преподавателя, а затем и признанного учёного Абу Али Хасана ибн Саида, объявленного в своё время еретиком и сожжённого, – «Колдовство в зависимости от времени суток», «Колдовство в зависимости от времени года», и «Колдовские снадобья и инструменты».
Вдруг, раскрыв грязный, без обложки, с дурно сшитыми, пожелтевшими, рукописными страницами фолиант, патер обморочно простонал:
– О-о-о! Какая радость!
Руки его весомо оттягивал, подрагивая источёнными временем ломкими листами, «Протокол…» Людвига Лоренцо Папатти «…всех ставших известными расследованиям святой инквизиции заклинаний, применявшихся самыми известными еретиками для вызывания суккубов, инкубов, а так же властительных демонов Преисподней.»
– Написано на испанском! Ну почему не на латыни?! Когда она выучит испанский настолько, чтобы смогла переводить? Полгода? Год? Ведь никому, кроме неё, доверить эти строки нельзя!
Положив тяжёлый, истрёпанный том во главе недлинного книжного ряда, Люпус торопливо вышел из библиотеки. Миновав сложную анфиладу подвалов, ведущих вниз лестничных маршей и коридоров, дошел до какого-то совершенно тёмного помещения. Продвигаясь вперёд осторожными, короткими шажками, вытянутой перед собою нетвёрдой рукой нащупал спинку стула, затем край стола. Отыскал лежавшие на столе кремень и огниво, высек огня. Зажёг масляный светильник, от него зажёг укреплённые в трёх углах факелы. Вернулся к столу, сел на стул и стал пристально смотреть в дальний, неосвещённый угол.
– Где же ты, Тень! – наполненным отчаянием голосом пробормотал, почти прорычал он. – Почему после Массара ты не являешься мне?! Годы идут!!
Он немного наклонился вперёд, выслеживая долгожданное движение тёмного контура, увенчанного вытянутыми параллельно полу рогами. Напрягая зрение до выступившей на веках слезы, смотрел, смотрел. Моргнул, вытер глаза. Снова, порождая шуршащее над головой негромкое эхо, забормотал-захрипел:
– Мне было обещано бессмертие. Где оно? Я всё сделал, как было указано. Мои капитаны уже много лет, скрываясь под сенью ночи, пополняют копилку мучительнейших смертей. Чего стоит один только мадагаскарский Джо Жаба! Над нашими с тобой головами, Тень, находится круглая башня, где фехтовальщики тренируются на живых людях и где проходят все поединки. Свод над нашими головами давно уже пропитан горячею кровью! В точности, как свод пыточного подвала в Массаре! Почему ты не являешься больше?!
