Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень
– Среди кого? – изумленно спросил Ральф. – Я имею в виду, за кого могли бы?
Элизабет выдержала паузу, а затем сказала:
– Вы же знаете, я бесприданница, поэтому никто, о ком я мечтала, не взял бы меня в жены.
Ральф не совсем понял, что она имела в виду. Встречала ли она человека, которого хотела и который женился бы на ней, будь у нее приданое, или имела в виду что-то совсем другое. Он не решался спросить. И вместо этого он сказал:
– Я должен лучше заботиться о вас.
Наконец-то она подняла на него глаза. Брови удивленно поднялись, и он с изумлением понял, что никогда до этих пор не замечал, какая у них нежная и чудесная форма – казалось, будто опытная рука художника прошлась тонкой кистью по ее лбу.
– Вы? – спросила она. – Вы всегда были очень добры ко мне. Неужели вы считаете меня неблагодарной?
Вопрос его смутил. Он поднял бутылку и отпил большой глоток кларета, надеясь, что это прояснит мысли, или, по крайней мере, вновь развяжет язык. Элизабет продолжала смотреть на него, а ее руки, сложенные на коленях и сжимавшие стакан, казалось, сулили покой. После долгой паузы он сказал:
– Но в таком случае вы должны были чувствовать, что она к вам не добра. Она никогда... Она всегда... Она всегда смотрела на вас, как на... удобство.
Казалось, Элизабет поняла, кого он имеет в виду. Она слегка опустила голову, как будто задумавшись об этом и готовясь быть абсолютно объективной.
– Если она и обманула меня, – произнесла девушка наконец, – то, скорее всего, сама того не желая. Не то чтобы она была не добра ко мне. Просто по-другому и быть не могло.
Элизабет отпила из своего стакана и, похоже, закончила беседу, но Ральф не хотел, чтобы она уходила. Множество мыслей бродило в его разгоряченном винными парами мозгу. Он внезапно ощутил себя причастным к ее думам и чувствам, поставил бутылку, поднялся и шагнул в ее сторону.
– Я сделаю для тебя все, – как бы со стороны услышал он свое обещание и удивился, насколько убедительно звучит его голос. – Все, что смогу...
Элизабет тоже встала. Ральф покачнулся. Она была маленькой, намного ниже Аннунсиаты, ее плечо едва доставало ему до подмышки, принимая его вес, будто она была создана специально для этого. Они повернули к двери, и Ральф пошел, опираясь на девушку, касаясь щекой ее мягких локонов, уложенных на затылке.
– Ты знаешь, у тебя чудесные волосы, – сказал он доверительно. – А у нее похожи на конскую гриву. Ей далеко до тебя.
– Тихо! – прошептала Элизабет. – Не поднимайте шума.
Его мозг раздваивался, одна половина была пьяной и тупой, а вторая – ясной, как морозная ночь. Ему казалось, что он наблюдает за собой со стороны. Он твердо повернул Элизабет от главной лестницы в сторону старой винтовой, ведущей прямо в гардеробную больших спальных покоев. В гардеробной он с трудом оторвался от ее плеча, в темноте привлек девушку к себе и крепко обнял. Элизабет, казалось, слегка заколебалась, но ее губы были теплыми, мягкими и готовыми к поцелую. Ральф впился в них долгим поцелуем, а потом скользнул щекой и губами по ее волосам, вдыхая их запах.
– Ты должна выйти замуж, – сказал он. – Мама всегда говорила, что грех – это пустая трата времени.
Элизабет ничего не ответила, неподвижно стоя в кольце его рук, и Ральф чувствовал легкие и частые колебания ее груди от прерывистого дыхания. Держа руку на ее плече, он провел ее в свою спальню – они проделали это маленькое путешествие, как старые друзья, – уложил ее на кровать, быстро разделся, опасаясь, что она выскользнет с другой стороны и исчезнет до того, как он до нее доберется. Но, когда он лег под одеяло и задернул полог, Элизабет все еще была там, теплая и мягкая. Он снова горячо обнял ее, подмял под себя и уперся подбородком о ее макушку.
Ральф уже больше года не был близок с женщиной, но все же испытывал к Элизабет скорее дружеские чувства, нежели страсть. Постепенно она расслабилась, и именно тогда он и возбудился. Поскольку он знал, что Элизабет девственница, ясная часть сознания говорила ему, что дальше заходить непозволительно. Но когда он положил ее маленькую изящную руку на свой член, она не отдернула ее, а взяла его нежно, как можно было бы взять только детскую ручку. Ральф снова поцеловал ее, и она тихо сказала ему в темноте:
– Что бы ни случилось, я верю тебе.
– Да, я знаю, – ответил он, впервые в жизни ощущая такую огромную, переполняющую его доброту.
– Что, если... Что, если я... – она не знала, как закончить эту фразу.
– Все будет в порядке, – успокоил он девушку. Ральф чувствовал, что засыпает, но его огромный член лежал в ее руке, как подарок, требующий большой заботы и нежности от них обоих. Он ритмично двигался над нею и ощущал, что она очень старательно повторяет его движения, будто первый урок. Конечно, она ничего не знала, он должен всему научить ее. У Аннунсиаты до него было много мужчин, и она никогда целиком ему не принадлежала, а Элизабет... Желание с новой силой поднялось в нем. У Элизабет он был первым. Она будет принадлежать только ему.
– Я буду о тебе заботиться, – сказал он. – Обещаю. Всегда! Всегда.
И, лежа под ним, и веря ему, как другу, она выдохнула:
– Да…
Письмо было неряшливым и растрепанным, как и посыльный с бегающими глазками, который его доставил. Ральф брезгливо вскрыл конверт, с трудом двигая пальцами, так как морозный воздух сковывал движения. Он с объездом находился на северных полях, проверяя ранние всходы, когда этот малый, как вор, подкрался к нему и вручил письмо, не глядя в глаза. Надо заметить, что слуги Ральфа тоже редко смотрели ему в глаза, если он не требовал этого.
«Она будет в Ньюмаркете целую неделю в «Голове короля», только с ПР», – кратко сообщалось в записке, написанной измененным почерком. Ральф прочитал ее и обратился к посыльному:
– Сколько она тебе обещала за то, что ты доставишь это мне?
– Шиллинг, – равнодушно ответил тот, а затем добавил: – Дорога очень длинная, и ужасно холодно.
Но Ральф знал свою корреспондентку.
– Чушь! За почту его величества платят три пенса.
– Почта его величества иногда пропадает, – ответил посыльный и уставился в землю, демонстрируя полную непричастность.
– Она пообещала тебе шесть пенсов, или я датчанин, – сказал Ральф.
Мужчина передернул плечами и обратил лицо к небу, как бы размышляя, будет ли дождь.
– А, ладно. За хорошие новости стоит заплатить. Вот тебе твой шиллинг.
Человек взял монету, изучил ее и спрятал в один из многочисленных карманов своей многослойной одежды.
– Я поеду назад, – сообщил он. – Если я увижу ее, надо ли что-нибудь передать?
Ральф подавил улыбку и сказал:
