Луис Ламур - Походный барабан
Над нами послышался приглушенный звук, словно захлопнули тяжелую дверь, но более громкий. Я выхватил меч и повернулся к лестнице.
Ничего.
Неужели я навлек беду на Ибн Тувайса? Что там произошло?
Азиза показала мне на столик:
— Поешь. К ночи мы должны быть готовы.
Ели в молчании. Не знаю, о чем думала она, но я с грустью размышлял о старике, оставшемся наверху. Неужели я навлек пытки и смерть на человека, которым так восхищался, кого так любил? Однако нельзя вернуться ему на помощь. Обнаружить себя сейчас — значит подтвердить то, о чем можно было только подозревать.
На полу лежали вьючные тюки, потому что Ибн Тувайс, кажется, подумал обо всем. Он знал, чем я был занят, и знал, с кем его чувства. В конце концов, он тоже был врагом Йусуфа.
На низком столике лежали стопки книг. Старик ждал беды и перенес сюда свою драгоценную библиотеку. В Париже за такие книги можно было бы купить целую провинцию или епископат. И в самих вьюках, кроме запаса пищи, лежали четыре книги. Очевидно, он хотел, чтобы я взял их с собой.
— Поспи, — сказал я Азизе. — Мы уйдем с наступлением ночи.
Она улеглась, я накрыл её халатом.
Когда мы добрались до дома Ибн Тувайса, было немного за полдень. Положим четыре часа на ожидание, потом ещё час на то, чтобы выбраться по подземному ходу за городские стены… Можно выйти наружу ещё затемно.
Я выбрал из стопки книг одну — перевод сочинения Шень Куа из далекого Катая — «Очерки о сонной заводи».
Когда наконец укоротившаяся свеча показала, что настал час уходить, я положил книгу на место среди других. Может, когда-нибудь я её дочитаю.
Азиза проснулась от прикосновения моей руки, встала и зажгла новую свечу. Взвалив тюки на плечи, я последовал за ней по подземному ходу.
Лошади ожидали нас, оседланные и готовые в путь, в подземной конюшне. Сев в седла, мы двинулись по тоннелю к наружным стенам города.
Свод нависал всего в нескольких дюймах над моей головой; местами тоннель был вырублен в сплошной скале. Несколько раз мы переезжали через маленькие лужицы, а в одном месте ехали несколько сот ярдов вдоль потока чистой, холодной воды.
Ход внезапно оборвался. Перед нами была каменная глыба; рядом с ней находился бронзовый рычаг странного вида: такого не сделали бы ни мавры, ни готы, ни финикийцы; я вообще не видел прежде ничего похожего. Вспомнил о Кадисском Идоле… может быть, его создали те же самые мастера?
Сойдя с коня, я положил руку на рычаг. Помедлил, собираясь с духом, потом потянул вниз.
Ничего не произошло.
В свете свечи наши взгляды встретились. А что, если не откроется? Тогда, значит, мы в ловушке?
Я снова собрался с силами и всем телом повис на рычаге. Медленно, неохотно он подался. Большая каменная глыба так же медленно повернулась внутрь тоннеля, неподатливая от старости и несказанно долгих лет бездействия. К нам долетело дуновение ночной прохлады, запах влажной растительности, журчание сочащейся тонкой струйкой воды.
Шагнув наружу с мечом в руке, я оказался в узком ущелье, над которым светили звезды. Всего в нескольких шагах впереди наша струйка воды вливалась в более широкий поток. Поискав, я обнаружил второй рычаг, искусно скрытый в трещине скалы. Азиза вышла из тоннеля, и я повернул рычаг; дверь закрылась, на этот раз легче, и полностью слилась с естественными трещинами камня. Запомнив место, я замаскировал рычаг и уничтожил все следы движения двери.
Вновь сели мы в седла и пустили коней шагом по каменистому дну ручейка, а проехав некоторое расстояние, выбрались из воды и свернули на древнюю тропу, потом попали на дорожку, которой пользовались крестьяне, идя в поле и обратно. Вдалеке уже можно было разглядеть башню Замка Отмана, по крайней мере, мы считали, что это она. Построенный очень давно, считавшийся стариной уже тогда, когда в Испанию вошли первые вестготы, Замок мог быть творением римлян или даже древних иберов. Его разрушали и восстанавливали несколько раз, он стал местом дурных предзнаменований, и мало кто отваживался испытать те опасности, которые казались его неотъемлемой частью.
Мы ехали молча, угнетенные страхом за Ибн Тувайса. Его могли пытать или убить. Вернуться — значит только подтвердить, что он помогал нам, и тем обречь его на верную смерть, а то, что он для нас сделал, пропадет впустую.
Как долго можно продержаться в Замке Отмана? Сколько пройдет времени, прежде чем случайный прохожий наткнется на нас или заметит какое-то движение среди развалин? Однако, если мы убежим из замка, то куда нам идти? Мне одному это было бы намного проще; однако же никто не ездит по стране в обществе красивой девушки, не рискуя вызвать пересуды, и уж ни в коем случае без конной охраны.
Рассвет все ещё медлил за горизонтом, когда мы подъехали, поднявшись по склону холма, к башне — и до чего же громадна оказалась эта старая башня! Кроме нее, осталось немногое: разрушенная парапетная стенка с бойницами, залитые лунным светом обрушившиеся валы. Это было уединенное место, изобилующее призраками, забытое на своем холме; запах смерти витал над ним.
Мы направили коней в открытые ворота и остановились посреди двора. Когда отзвучало эхо наших подков, стало совсем тихо. Летучая мышь затрепетала крыльями над моей головой, сова спросила что-то из темноты.
Вот мы и прибыли в наше укрытие, две тени, чтобы присоединиться к здешним обитателям-призракам; однако я боялся, что нас обнаружат, а не разных ночных созданий. Люди, живущие на безлюдных вересковых пустошах Арморики, привычны к оборотням, вампирам и «турстам».
— Матюрен, — прошептала Азиза, — мне страшно!
Сойдя с коня, я протянул ей руки:
— Тьма — друг преследуемых, Азиза; а любовь возможна везде, где есть мы. Останемся здесь.
Глава 13
На рассвете солнце ярко осветило замок. Призраки, если они здесь и были, бежали вместе с темнотой. В старинном фонтане булькала вода, но на месте прежнего сада раскинулась сейчас чащоба буйных трав, неподрезанных кустарников и деревьев. Кора, отвалившаяся со стволов, валялась на траве, а сверху все покрывал толстый ковер опавшей листвы.
Стена была проломлена во время какой-то позабытой битвы, и камни так и валялись с тех пор в беспорядке, кое-где уже оплетенные виноградными лозами.
Выстроенный на холме, замок господствовал над местностью, являясь по сути такой же частью пейзажа, как обнаженная скала или старое дерево. Когда-то склоны холма были, вероятно, гораздо круче, чем сейчас, но со временем осыпающиеся обломки стен сделали подъем более пологим. На северной стороне стояли три круглых башни, все частично разрушенные, на южной — тоже три, но одна из них квадратная. Эта последняя и ещё башня на противоположном конце южной стены остались сравнительно целыми.
