Мишель Зевако - Трибуле
– Идет! Ответили двое других.
– Теперь только остается назначить того, кто женится на красотке. Предлагаю…
– Жребий!
– Бросим кости! – скомандовал Ла Шатеньере.
Мадам Грегуар поспешно принесла своим клиентам несколько комплектов игральных костей – на выбор.
Потом, плотно закрыв дверь, Сансак взял мешочек с костями:
– Начинаю!
Он интенсивно перемешал кости и выбросил их на стол.
– Одиннадцать! – возбужденно крикнул он.
– Теперь моя очередь, – сказал бледный, встревоженный Эссе и бросил кости.
– Четыре!
Д,Эссе поднялся и бросил мешочек с костями к стене.
– Теперь я, – сказал Ла Шатеньере, поднимая брошенный мешочек и встряхивая его. – Один только вопрос: а если тоже наберу одиннадцать очков?
– Начнем всё сначала! – крикнул д’Эссе.
– Только я и Ла Шатеньере будем бросать, – грубо возразил Сансак.
Ла Шатеньере внезапно решился. Он бросил кости и хрипло заорал:
– Двеналцать!
Сансак страшно выругался.
Торжествующий Ла Шатеньере закричал:
– Значит, я возьму в жены Жилет, герцогиню де Фонтенбло, в тот же самый день, когда мы схватим негодяя!
Оба неудачника молча кивнули головами. Потом трое друзей прицепили шпаги и вышли из корчмы Девиньер.
XIX. Джипси
В ночь, когда произошло фантастическое нашествие нищих на Лувр, Двор чудес представлял собой очень любопытное зрелище.
В центре обширного четырехугольника, образованного линиями домов с облезлыми фасадами, было водружено длинное копье. На его верхушку прицепили кусок тухлого мяса, что можно было рассматривать как своеобразное знамя!
Пылали смоляные факелы, горели свечи, на столы взгромоздили две бочки с вином, и каждый, кто хотел, открывал кран и наполнял кружку хмельным напитком. Вокруг огней собралась большая толпа. Женщины перевязывали многочисленных раненых. Какие-то люди принесли трех мертвецов и положили их на один из столов. Вокруг этого необычного одра собрались старые женщины; они жалобно причитали и восхваляли храбрость погибших. После такой сумасбродной вылазки у большинства нищих появилось глухое беспокойство: они боялись нового столкновения, и весьма близкого. Разумные нищие понимали, что нынешнее положение не может сохраняться долго. Всё королевство воришек и цыган готовилось к обороне. Мужчины не собирались складывать оружие; женщины поспешно возводили баррикады, перекрывая все улочки, выходящие на четырехугольную площадь. Вокруг центральной цитадели появились часовые. Впрочем, вооруженные посты встречались повсюду, вплоть до самого Лувра.
Манфреда перенесли в один из домов. Выходивших на площадь. В скудно меблированной комнате Лантене сидел у постели друга. Манфред позволил ухаживать за собой старой женщине, которую мы продолжаем называть Джипси.
Она тщательно смазала раны какой-то мазью, ею самой приготовленной, перевязывала их, ловко и вместе с тем осторожно меняла компрессы. Раненый едва чувствовал прикосновения ее пальцев.
– Ну, я всё сделала, – сказала наконец Джипси. – Теперь необходимы три дня полного покоя.
И, пожав плечами, она добавила:
– Ранения нанесены не шпагой, это булавочные уколы.
Мафред подтвердил ее слова кивком головы.
– Наши мужчины бьются лучше, когда им приходится драться, – продолжала женщина в каком-то сомнамбулическом мечтании.
Манфред пристально смотрел на своего друга. Никаких объяснений между ними не было.
В первый момент друзья обнялись, но подходящих слов не нашлось; тем всё и кончилось.
– Итак, – снова заговорила Джипси, – главный прево ранен?
– Ранен! – ответил Лантене.
– Тобой? Весьма вероятно, тобой? Ты в этом уверен, сын мой?
Старуха говорила со странной нежностью. Надо отметить, что она не так часто называла Лантене «сыном», а только в исключительных случаях.
– Я убежден в этом! – ответил Лантене.
– Это великолепно! – проговорила старуха.
Она медленно покачала головой и процедила сквозь зубы:
– Да! Странны стечения судеб… Но это в самом деле восхитительно…
А потом ее вдруг охватило беспокойство:
– И эта рана опасна?
– Не думаю, – ответил Лантене.
И тогда Джипси произнесла фразу, смысла которой ни Манфред, ни Лантене не поняли:
– Нельзя, чтобы он умер сейчас… Я не хочу этого… Это было бы несправедливо!..
Теперь необходимо рассказать об одном происшествии, которого мы еще не касались, а оно между тем очень важно для понимания дальнейших событий.
Читатели, безусловно, уже догадались, что нищих в Лувр привел Лантене. Он сразу же понял, что Манфреда ничем не отговорить от принятого решения.
Что делать? Сопровождать его в Лувр? Но это верная смерть для обоих. А Лантене был влюблен и хотел жить. Он не согласился бы умереть и стал искать другой выход из создавшегося положения. И тогда ему пришла в голову дерзкая мысль о вторжении нищих во дворец.
В течение тех нескольких дней, что Манфред провел взаперти на улице Фруамантель, Лантене уговаривал главарей нищих: тюнского короля, египетского герцога, императора Галилеи и самых важных из их графов и приспешников – персонажей, с которыми у нас еще будет время познакомиться.
Лантене столкнулся с ожесточенным сопротивлением: его предложение показалось совершенно безумным, а эти смелые люди привыкли рисковать только при достаточном основании и в надежде на большую добычу, на что в данном случае они не могли рассчитывать.
В отчаянии Лантене потребовал созыва общего собрании нищих. Оно состоялось накануне похода Манфреда в Лувр.
В течение нескольких минут клевреты, графы, клерки, люди в лохмотьях, безобразные и свирепые на вид, обежали ряды собравшихся, так что всем нищим и бродягам, вплоть до последнего фран-миту[17], сообщили о цели собрания.
Нищие вполголоса обменивались мнениями. Глухой шум витал над площадью с десяток минут.
Потом слово взяли главари.
Первым выступил тюнский король. Его звали Трико. Днем его уделом была почетная и прибыльная профессия нищего, а по ночам – еще более почетная и прибыльная профессия вора. Столь важные занятия не слишком утруждали его, оставляя королю достаточно времени для сочинения баллад, которые он исполнял, когда пребывал в хорошем настроении.
Он забрался на бочку и заговорил хриплым голосом:
– Все мы любим нашего брата Манфреда. Но для чего он собирается пойти в Лувр? И что нам самим там делать? Мы не хотим ввязываться в авантюру, которая может окончиться очень плохо для нас и повлечь за собой еще более ужасные последствия и нарушить мир в нашем королевстве. Я всё сказал.
Короткая речь короля нищих, сопровождавшаяся артистическими жестами, была встречена глубоким молчанием.
