Валерио Манфреди - Спартанец
— Возможно, ты и прав, — сказал он. — Немногим людям хватает храбрости бросить вызов богам, и ты — один из них, Клеомен. Я выполню все, что ты сказал, чтобы другие раны не терзали тело Спарты. Город ожидают тяжелые времена. Прощай, о наш царь. Я знаю, что ты не сделаешь ничего такого, что бы могло запятнать бы твою репутацию воина. В твоих жилах течет кровь Геркулеса.
Он вышел из комнаты, останавливаясь на мгновенье в дверях, спиной к слепящему свету улицы. Затем он исчез в опустевшем городе.
Конец Клеомена был ужасающим. Говорили, что он начал пить, как варвары с севера: неразбавленное вино в огромных количествах, не смешивая его с водой, как это принято у греков. Ходили слухи, что он потерял рассудок, что стал ненавидеть всех вокруг, тыкал своим скипетром в лицо первому встречному, с кем сталкивался на улице.
Эфоры объявили, что город не может терпеть этот позор. Его схватили и привязали к столбу на одной из площадей города. Здесь царь оказался беспомощной мишенью для насмешек и презрения своих врагов. Стоя на коленях в ножных колодках, с запястьями, скованными цепями, в разорванной одежде, он молил прохожих о смерти.
Однажды утром, незадолго до рассвета ему удалось расправиться с илотом, которому было приказано охранять Клеомена, ударив его цепями во время сна. Он завладел кинжалом илота и начал увечить свое тело, разрезая его на полосы: от голеней до ляжек и от ляжек до бедра и паха.
Некоторые говорили, что слышали его крики в утренней тишине; другие утверждали, что их дома звенели от долгого, безумного, леденящего душу хохота.
Илот, придя в сознание, увидел, что царь корчится в луже крови, не опуская своего яростного взора ни на мгновенье, скрежеща зубами со зверской гримасой. Наконец, царь вонзил кинжал себе в живот, разрезая и его на полосы, и таким образом скончался.
Так погиб Клеомен, сын Анаксандрида, пороча лицо своего города, пятная его кровью и своей собственной истерзанной плотью.
***Талос, услышав о возвращении Клеомена, надеялся снова увидеть Антинею, но ему пришлось вскоре разочароваться. Он узнал, что Крафиппос, не осмеливавшийся так быстро вернуться в Спарту, решил остаться в поместье в Мессении, а Пелиас вместе с дочерью тоже находятся с ним.
Как Талос ни старался, он долго не мог больше ничего разузнать о них до того дня, когда какие-то мессенские пастуха не рассказали ему, что старик Пелиас живет почти как нищий, возделывая каменистое поле, а девушка выполняет всю черную работу, трудясь в поте лица с утра до поздней ночи, чтобы как-то облегчить жизнь старика.
Она просила сообщить Талосу, что помнит его, и что она никогда не отдаст свое сердце другому мужчине. Ему передал все новости Карас, который сам слышал это от пастухов. Карас просил его не отчаиваться: возможно, однажды эти двое вернутся в долину. Но в сердце Талоса, вместо надежды, была только одна боль.
В отсутствии Крафиппоса, Талос продолжал каждый год передавать собранный урожай надсмотрщику. Казалось, что беспокойные события его ранней юности ушли далеко-далеко, постепенно забываясь, и каждый проходящий день делал его все более и более похожим на других горных пастухов. Тайна, единственным хранилищем которой была его душа, почти канула в забвение, как бесполезный предмет, забытый на дне пересохшего заброшенного колодца.
Слухи о том, что Великий царь собирает армию в Азии, стали просачиваться и в горы, внося волнение в монотонное существование илотов, возбуждая сначала только любопытство, а потом уже и беспокойство. Они задавали себе вопрос: не сможет ли война когда-нибудь действительно задеть и их самих, сумеет ли царь Персии перебросить войска через море.
Эти слухи особенно волновали женщин, с ужасом ожидающих того возможного дня, когда их мужчины будут вынуждены сопровождать спартанских воинов, покинув свои дома, поля и свои отары. Им придется испытать изнуряющую усталость, голод и жажду, страшные трудности без какой-либо пользы для себя, даже безо всякой надежды. Для этих людей, раздавленных бременем повседневной жизни, одна лишь вероятность скорой войны уже была подлинным кошмаром.
В прошлой войне, которую вел царь Клеомен против аргивов, илоты подвергались ужасным мучениям, но, по крайней мере, они оставались вблизи от своих домов.
Если Великий царь действительно придет в Элладу, никто не сможет сказать, где произойдет столкновение армий, как долго будут продолжаться военные действия.
Илотов, на самом деле, даже мало заботило, кто победит. В любом случае, ничто не может измениться для несчастных рабов: новые победители, безусловно, не будут беспокоиться о том, чтобы сбросить тяжелое ярмо, которое они вынуждены носить.
Прошло три года, затем стали поступать известия о том, что невероятно многочисленные военные силы Великого царя начинают собираться около Сард в Лидии, готовясь к броску на Элладу.
Слухи со всех уголков Греции достигли и Спарты, и, в свою очередь, распространялись по всем направлениям. Военные сборы и призыв к оружию: предвестники войны…
Однажды осенним утром царь Леонид и царь Леотихид распрощались со своим окружением и направились в Коринф.
Там, на перешейке, около величественного храма Посейдона, они должны встретиться с представителями многочисленных городов-государств, полисов, для разработки совместного плана обороны.
Оба властелина знали ход мыслей эфоров, старейшин и народного собрания: они готовы были настаивать, чтобы линии обороны проходили непосредственно на самом перешейке, с тем, чтобы обеспечить защиту Пелопоннеса от вторгающейся армии.
Однако они были полностью осведомлены и о том, что афиняне и представители Фокеи потребуют, чтобы объединенная армия также сомкнула ряды в горном проходе в Фермопилах, чтобы обеспечить оборону центральной Эллады.
В зале Коринфского совета сидели представители тридцати одного государства, которые решили объединить военные силы против Великого царя. Стража застыла, приветствуя двух царей Спарты, салютуя, когда они вошли в зал. Царь Леонид и царь Леотихид заняли места, предусмотренные для них.
Зал оказался почти полон, представителю Коринфа была предоставлена честь открыть собрание. Он зачитал договор, который они должны подписать; там заявлялось, что они все должны действовать в полном согласии, забыв о своих противоречиях и спорах, в течение всего периода ведения войны с варварами. Он объявил о приказе вернуть всех политических изгнанников и зачитал положение о составе союзной армии.
Высшее командование возлагалось на Спарту. Царь Леонид и царь Леотихид возглавят наземные войска. Флотоводец Еврибиад назначен верховным командующим морской армады, хотя большинство судов и предоставлено афинянами. Корсиканцы присоединились к союзу, и тоже вышлют свой флот.
