Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
Но вдруг вздумалось мне сказать ему две вещи: во–первых, что брал бы он любое, либо 30 десятин с Воробьевскимн горами, либо 20 десятин по сю сторону речки; во–вторых, что если пойдем мы в контору, то в случае если станут резать, то отрежем все к ченцовской половине, а на их половину не достанется ничего.
Сие слово заставило его задуматься и сделать сговорнейшим. Межевщик старался его всячески уговорить и посоветовал послать за дурневскими мужиками, коих и принуждены мы были ждать до вечера.
Между тем хотелось мне и с ченцовскими переговорить и положить также на слова. Но как Лобанов, от нас отставши, заехал в гости, и хоть за ним посылали, но приехал не скоро, то провели мы сие время в посторонних разговорах. Пестов был не глуп и можно было с ним говорить обо всем.
В сих разговорах нечувствительно дошли мы до садов, и как я приметил, что был он превеликий до них охотник, но ничего не знал, то, пользуясь сим случаем, начал я ему точить балы и все, что знал, ему рассказывать. Сим удалось мне его так очаровать, что он был чрезвычайно доволен и рад был проговорить со мною о том неведомо сколько, если б приехавшие мужики и Лобанов не помешали.
Тут начался у нас опять торг и крик: но Пестов держал уже, очевидно, мою сторону и сам убеждал мужиков и, подозвав, показывал им на плане то место.
Мы проговорили очень долго и, наконец, насилу–насилу ударили по рукам, и я втер им в руки свои Воробьевы горы и был тем доволен.
Окончивши с ним, начал я с Лобановым дело. Сему не хотелось нам дать сколько тем, а сколько–нибудь выворотить за пруд; но сего учинить не было никакой возможности. Он был упрям, как чорт, и бессмыслен, как скот, и ничего с ним сделать было не можно.
До самой ночи мы прокричали и ничего еще не положили. Но, наконец, принуждены мы были согласиться и сему дать тридцать десятин, и он обещал писать о том к управителю.
Расставшись на сем, приехали мы домой уже ночью; и как хотелось мне железо ковать, покуда оно было еще горячо, то поутру спешил я написать скорее с саламыковским поверенным полюбовную сказку и послать ее на завод.
Они там прибавили кое–что и велели переписать и, подписавши, к ним прислать; а мы сие тотчас и сделали, а межевщик, получа ее, вместе с поверенным и поехал тогда в Москву и повез ее с собою.
Сим–то образом кончилось тогда наше миротворение; однако не думайте, чтоб на том осталось. Нет! любезный приятель! происходило еще много совсем неожидаемого и странного, о чем расскажу я вам в свое время; а теперь дозвольте мне сие слишком увеличившееся письмо кончить и сказать, что я есмь, и прочая.
(Декабря 19 дня 1807)
ДОМАШНИЕ ДЕЛА
ПИСЬМО 150–е
Любезный приятель! Продолжая мое повествование, скажу вам, что на другой день после помянутого соглашения с волостными в рассуждении их спора, случилось быть нашему вешнему годовому празднику, в который и посетили меня кое–кто из наших соседей.
И день сей достопамятен был тем, что сосед и кум мой г. Ладыженский, будучи у меня с старшим своим сыном Никитою, оставил его жить у меня и кой–чему учиться, а особливо арифметике и рисованию, чему я уже за несколько времени учинил с ним начало. Ибо как мальчик сей был от натуры не глуп и понятен, то хотелось мне тут услужить своему соседу, а притом и самому ему занятиями своими доставить какую–нибудь пользу.
Итак, с сего времени начал он у меня жить и вместе с племянником моим кой–чему учиться. В сем же последнем далеко не находил я тех способностей, какие желал, чтоб в нем были.
Последующие за сим достальные дни месяца мая провел я наиболее в разных садовых занятиях и работах, и сады мои в сию весну получили много кой–каких обновок и приходили час от часу в лучшее состояние. Слава об них распространилась всюду и всюду.
Между тем не оставлял я видаться с соседями и разъезжать сам кой–куда по гостям; но особливого и примечания достойного во весь сей месяц ничего не произошло, кроме того, что у соседа моего Матвея Никитича в конце сего месяца родилась дочь его Федосья, самая та, которая, оставшись из всех его детей в живых, ныне моей соседкою и владеет всем отцовским имением.
Как всех его детей крестил я, то был и сей его дочери восприемником вместе с дочерью господина Хвощинского, Ольгою Васильевною, а сам он с тещей хозяина был первым кумом.
Вскоре за сим наступил месяц июнь, в который в Москве так уже усилилась язва, что из опасения, чтоб она не распространилась всюду, принуждено было помышлять о недопускании выезжать из оной всех. Однако предприятие сие было уж слишком поздно, и многие уже успели развесть зло сие во многие другие места.
Но что касается до тех мест, где мы жили, то не было еще в окрестностях наших ни малейшего слуха об оной, а потому и были мы еще спокойны, а смущались только одними слухами о Москве.
Я с моей стороны всю первую половину сего месяца провел безвыходно почти в садах моих и занимался в них, кроме других разных дел, в особливости вновь насажденным своим хмелем и разноманерными перениями {Цветениями.} оного.
Также не было дня, в который бы не испытывал я составлять из разных цветов разных домашних красок. И как мне иные из них очень удавались, то и чувствовал от того превеликое для себя удовольствие. Напротив того, вторую половину сего месяца занимался более межевыми хлопотами и разделами земли, а именно:
Во–первых, надлежало нам всем, дворяниновским владельцам, разделить между собою всю отмежеванную нам церковную землю вместо отхожего нашего луга. Для сего надлежало мне снять ее всю аккуратнее на план, и расчислив сколько кому доводилось, кидать с соседями жеребий и потом в натуре ее разрезать; что все и произвел я 14–го числа надлежащим порядком.
Во–вторых, уступленная нами князю Горчакову земля не была еще, согласно с нашею полюбовною сказкою, отрезана; итак, дошло наконец дело и до ней, и господин межевщик насилу–насилу собрался кончить сие дело и утвердить межу в Шахове, уничтожа наш деланный спор в Неволочи. Сие произведено было 15го числа сего месяца.
В–третьих, надобно нам было всю доставшуюся нам часть князя Горчакова, иди все находившиеся во владении его разные разбросанные клочки принять во владение и их все, измерив, разверстать и разделить между собою.
Самое и сие должен был не кто иной, как я же производить, и соседи мои помогли мне в том очень мало. Всякой из них любил только брать да спорить, а дело делать был не в состоянии; итак, я и за сим принужден был несколько дней пропластаться.
Вскоре после того таковая ж надобность потребовала побывать мне в нашем Каверине за Вашаною. Находилось и там десятин около сорока примежеванной к нам от других владельцев земли, которая не была еще разделена между нами, разными владельцами.
