Прямой наследник - Д. Н. Замполит
Да, это хорошая гарантия, священнослужитель такого ранга может запросто проклясть за нарушение условий встречи, кои мы обсудили с Патрикеевым и постановили прописать в той же грамотке от Ефрема. Еще хитрозадый Гедеминович выбил своему сыну разрешение поехать со мной в качестве рынды — парню уже стукнуло пятнадцать и он даже успел заработать погоняло «Гвоздь». Ну а что, хорошее начало карьеры — не среди прочих ратников, а сразу великокняжеским оруженосцем. Толково, уважаю. Но и в обратку это тоже работает, коли Патрикеев накосячит — выпру сына на мороз.
Впрочем, на единственного посла я не надеялся и еще день назад отослал гонца в Кукшинский городок, чтобы оттуда передали мою личную весточку Шемяке.
Я ведь помнил, как Дима себя вел в заварухе с поясом, если братец его рвал и метал, бешенство явно застило ему глаза, он и за нож успел схватиться. А Дима на нем буквально повис и старался вырулить из малоприятной ситуации миром, удерживал брата — не будь Шемяки, Василий бы легко маман зарезал. Вот я и подумал, что коли он в таком стрессе соображал, то уж сейчас, в более спокойной обстановке, наверняка договороспособен.
Окончательно крест в прямом и переносном смысле на идее брать приступом Кострому поставил епископ Иона. Он, стоило появится в Переславле, с ходу закатил проповедь о том, что русских людей сберегать надо, поелику еще Дмитрием Донским завещана великая задача — скинуть окончательно татарское иго да выстоять против Литвы.
Так подошел Патрикеев под благословение от местоблюстителя, да и поехал, а мы остались ждать результатов.
Глава 9
Узнаю брата Диму!
Слава Ростова-города, что на озере Неро, одного из первых городов русских в Мерьской земле, от коего пошли и Суздаль, и Ярославль и даже сам Владимир, не говоря уж о выскочках вроде Твери, Нижнего Новгорода и тем более Москвы, давно истаяла. Та самая Москва даже владела половиной города — менее века, как разделился ростовский княжеский дом надвое, так ушлые москвичи откупили под себя. И ныне в городе две половины — Борисоглебская и Устретеньская, именуемые по «домашним» монастырям владетелей.
Границы как таковой «туда не ходи, сюда ходи» нет, просто половина доходов идет сразу великому князю, за чем зорко надзирает его наместник. Не сказать, что такое устройство необычно — на самой Москве третное управление, когда доходы и суд поделены натрое еще со времен Ивана Калиты, завещавшего доли сыновьям Семену, Ивану и Андрею. Но мороки с этим…
Так и на Ростове, только суд тут единый, местный. На Москве-то все рядом, любую непонятку разрулить можно, а в Ростов не наездишься. Так что пусть их, ростовских, если не наглеют, а потихоньку тырят — разборки дороже встанут. Да и сколько они увести смогут, доходы от невеликого княжества не так чтобы очень большие, а сами ростовские князья давно обеднели, особенно после того, как ввязались в свару за ханский ярлык. Я уж не помню, при Калите или Донском половина к Москве отошла, а сами князья все больше и больше превращались в служилых. И это правильно — надо потихоньку деление на уделы сворачивать, наше светлое будущее уже не феодализм, а капитализм, для чего необходимо единое правовое поле. Князей мало-помалу в бояре определять, а то у нас если селом владеет, то непременно князь, прямо как в Грузии было. Вообще, если взять власть покрепче, то надо ввести такой порядок, что князь — исключительно и только владелец княжества. А коли владений нет, то и титула нет. Иначе не продохнуть от князей будет, где-то встречал, что ко временам Петра I только угасших княжеских родов полторы сотни насчитывалось, а сколько еще продолжалось? Ста фамилий и так выше крыши, не к чему плодить. Вот в таких раздумьях я и прибыл на саммит в верхах.
Ростов давно не знал военной тревоги и потому некогда грозные дубовые городни покосились, а острые кровли башен зияли многочисленными прорехами. Невероятный простор заснеженного озера подступал прямо к церквям, избам и теремам, рифмуясь морозной дымкой вдали с дымом от сотен печей.
Небольшая наша кавалькада, человек в двадцать пять, миновала детинец, проехала город насквозь и двинулась дальше по берегу, в Богоявленский монастырь, где обитал епископ Ефрем и где нам предстояло дожидаться Шемяку.
Но первым прибыл вестноноша из Кукшинского — Федька Пестрый неусыпно бдил и сообщал, что во-первых, Юрьевичи, похоже, разругались и без нашей помощи, так как Василий со своими людьми ушел из Костромы на Галич. Ну и славно, тезка у меня явно буйный и непредсказуемый, чем дальше он от переговоров, тем спокойнее. Во-вторых, ушел он налегке, брат не дал окончательно обобрать город. В-третьих, вятские, кто со мной урядился, из Кукшинского не разошлись, а сидели в городке, но в наши разборки не вмешивались, как и было договорено. Ну и наконец, что кузен выехал в Ростов, тоже в малой силе, пол-тридесят человек и в обход, а не торной дорогой через Ярославль. Тамошние князья, особенно Брюхатый, очень на Юрьевичей после весеннего погрома злы и вполне могли бы в поруб посадить, или еще какую пакость устроить.
Патрикеев, конечно, сразу возбудился и стал придумывать, как бы Шемяку повинтить. Московского наместника с его послужильцами он из Ростова услал, но гонец запросто может добечь до Переславля, всего-то шестьдесят верст, переговоры затянуть, дождаться подхода дружины и — ррраз!
Простые они тут ребята, дают — бери, бьют — беги, на два шага вперед думать — зачем, однова живем! Оттого-то Витовт так ловко их под себя и подминал.
— Ты ж крест целовал, что ему путь чист, Юрий Патрикеевич! — делано изумился я. — Клятву преступить хочешь? Грех это, большой грех!
— Отмолим, — убежденно вздернул бороду Патрикеев. — К Троице съездим, игумен Зиновий разрешит от греха.
— Игумен-то разрешит, чего же нет, коли ты к нему со вкладом придешь. А вот разрешит ли Господь? Ты же как поганые думаешь, мол, жертву принес и все, идолов задобрил. А мы православные, мы сами душу свою спасать должны.
Литвин в изумлении вытаращился на меня и ушел задумчивый.
Шемяка прибыл к вечеру, монастырский двор сразу заполнился ржанием, лязгом оружия, звоном удил, говором, но все мгновенно смолкло, стоило мне и епископу выйти на крыльцо кельи.
— По здорову ли, брат мой Дмитрий, — склонил я голову.
— По здорову ли, брат мой Василий, — отрепетовал кузен.
А я краешком глаза рассматривал его отряд, насколько это возможно в темноте, еле разбавленной факелами. Кони гладкие,
