За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

Кровь почему-то шумела в висках, мешая сосредоточиться.

— Друзья, — начал он голосом, который ему совсем не понравился. Высокий и фальшивый, словно у молоденького жреца Изиды. Пришлось остановиться и откашляться вдоволь. Вместо улыбки, Моисей явственно почувствовал, будь он неладен, оскал шакалий. Тщательно подобранные слова путались на языке, нарушая плавный поток мыслей, словно запруда на быстрой горной реке. И как вода, в поисках выхода поднимается из берегов, так и Моисей почувствовал, как в нем нарастает злость, от этого внезапно напавшего косноязычия.

Он резко взмахнул рукой, рубанув ладонью сверху вниз, так что люди, стоявшие поблизости, шарахнулись в стороны. Моисей широко улыбнулся — от этого невольного жеста исчезли и злость, и волнение. Вернулась привычная уверенность в себе. А также предчувствие, что все будет хорошо.

Продолжая сиять глазами, Моисей обвел взглядом израильтян. Простые открытые лица. Людей, которые привыкли повиноваться приказаниям и работать с утра до вечера. С которыми и говорить надобно только так: просто да понятно.

— Хочу вопрос один задать, — начал спокойно Моисей. — Ведомо ли вам, что случается, если кто из рабов от хозяина сбежать решится?

Мрачноватая тень пробежала по лицам собравшихся людей: знали, хорошо знали. Не раз такое на памяти случалось. А вот отвечать не спешили, не понимая пока, что за человек такой странный стоит перед ними и чего ожидать от него следует. В богатых одеждах с чудным выговором чужеземным, но со взглядом вроде приветливым. Моисей надеялся, что простым вопросом удастся снять напряжение первой встречи, но все упорно молчали.

— Неужто смельчака меж вами не найдется? — Моисей лихорадочно соображал, что предпринять, если никто не отзовется.

— Известно что — фараон отряд во главе с Сотником за беглецом высылает, — раздался вдруг звонкий голос.

Моисей удивленно отыскал глазами говорившего. А тот стоял красный, словно заходящее солнце, под пристальными взглядами рабов, и яростно тер прыщи на щеке.

Аарон! Спаситель! Моисей был готов обнять парня, который второй раз за сегодняшний день выручал его. А ведь он вроде из совсем другого рода! Что же тогда здесь делает? Но времени решать эту загадку не было.

— Истинно так, отряд на дорогах засады устраивает, и колодцы в округе проверяет, не спрятался ли где беглец отчаянный. А если поймают, ждет его участь незавидная — дают палок в тройном размере и на три месяца на цепь сажают. Это, коли он за границы Египетского царства выбраться не успел. А ежели раба беглого Ханаанейский или, скажем, Нубийский царь выдает фараону, то вдобавок раб языка лишается.

Многочисленные кивки подтвердили, что истину ту все хорошо знают. В то же время Моисей ловил все больше и больше недоуменных взглядов, бросаемых украдкой. Не ясно подневольным людям было, с чего это знатный незнакомец речи такие ведет, что из уст хозяев слышать ни разу не приходилось.

— А хотите, скажу вам, почему с рабами беглыми так жестоко обходятся? Боятся фараон и прочие вельможи знатные, что узнай вы всю правду о жизни в странах, что за морями да пустынями расположились, ничто вас больше на месте не удержит.

— А что такого в жизни той, коли сам фараон правды боится? — выкрикнул рослый раб, стоявший чуть в стороне.

— В тех странах людям рабство неведомо. Вырастают они свободными — и сами решают, что делать, на ком жениться, с кем жить. Никто не может их заставить под палящим солнцем глину месить. Или детей навсегда отбирать, продавая за дебен серебра. Сами себе они хозяева. Фараон и остальные знают, что раз той свободы вкусив, рабу уже никогда не забыть. Потому и держат на цепи, чтобы опять не бежали. Потому и лишают языка, чтобы остальным правду о свободной жизни не поведали.

Моисей почувствовал азарт. У него получалось! Получалось! Все лица были обращены к нему, напряженно внимая каждому слову.

— Когда вы были маленькими детьми, то искренне верили, что этот мир создан только для вас. Вы были в нем самыми особенными и неповторимыми. Солнце всходило и двигалось по небу — потому что вам так хотелось. Ночь наступала, чтобы вы могли отдохнуть. Пальмы зеленели, чтобы вам было прохладно играть в тени.

— Но что случилось потом? Вас принялись убеждать, что все это неправда. День за днем, год за годом. Что ваше предназначенье — работать на хозяев. Что ваше существование — не радость от каждого прожитого дня, а цепь унижений и наказаний. Что вы не можете сами определять свою судьбу — вправе решать только хозяин. А вы — лишь песчинки в огромной пустыне, капельки в безбрежном море. Ваша жизнь не имеет ценности. Всегда может прийти хозяин и забрать ее. А вам суждено лишь смиренно склонять голову, терпеливо снося страдания да непосильную работу!

Лица рабов светлели и прояснялись, Моисей все больше чувствовал, как страстные слова зажигают искры в душах простых людей, стоящих перед ним.

— Друзья, позвольте задать вопрос. Каковы первые мысли, когда вы просыпаетесь утром? Вы благодарите новый день, что приносит столько возможностей? Или опять с тяжелым сердцем думаете об опостылевшей работе, что ждет на полях и стройках?

Еще чуть-чуть и дело будет сделано! Он сможет, он справится!

— Я знаю, как можно все изменить. Как сделать так, чтобы каждый день был наполнен радостью и созиданием. Забудьте, чему учили вас отец и мать. Забудьте о мудрых словах Старейшин. Послушайте свое сердце. И вы сами поймете, что нужно делать. Ведь ответы на все вопросы находятся внутри нас. Главное избавиться от всего наносного, всего чужого, что закрывает от нас самих истинные желания. Расчистить завалы и увидеть собственными глазами свой Путь, узнать свое Предназначенье…

Увлекшись восторженными словами, Моисей не заметил, что настроение между рабами резко изменилось. Вернулась былая настороженность, исчезли открытые улыбки. Неужели он сделал что-то не так? Неужели где-то допустил ошибку?

Все выяснилось быстро. Воспользовавшись паузой, пока Моисей недоуменно смотрел по сторонам, вперед выступил статный пожилой человек и, обернувшись к сородичам, властным голосом патриарха произнес:

— Я думаю, мы слышали достаточно. Чужестранец красиво говорил о дальних странах, о свободе, которая там ждет. Но никто из нас никогда не забудет заповеди предков, не откажется от завещанных ими обычаев. Ведь только традиции держат нас вместе уже несколько сотен лет, не давая распасться на отдельные части. Только благодаря тому, что чтим память предков, а также уважаем решения Старейшин и Патриархов, мы можем называться единым израильским народом. Мы не намерены отказываться от древних заветов ради призрачных идей о свободе в чужих странах. Да, мы не всегда счастливы, не всегда можем позволить себе все, что хотим. Но мы живы. Каждый вечер имеем еду на столах и воду в кувшинах. А ведь многие народы в пустыне лишены и этого. Не думаю, что кто-то захочет променять нашу жизнь на сказочные обещания чужестранца…

Мудрец неспешно выступил из синеватого тумана и медленно пошел на встречу Моисею. Тот даже вскрикнул от радости и руками всплеснул, словно дитя малое. Появление опытного учителя было, как никогда, кстати.

Мудрец, подойдя вплотную, заглянул в глаза Моисею да головой покачал укоризненно. А потом принялся все также неторопливо пыль дорожную с одежды стряхивать. Моисею хотелось подогнать старика, но знал — нельзя. Мудрец требовал почтительного отношения. Он не был ни заносчивым, ни высокомерным, но фамильярностей не терпел.

Поэтому Моисей терпеливо ждал, когда Мудрец сам нарушит молчание. Не смотря на полную тишину во внутреннем мире, постоянных обитателей Моисей мог слышать. Не ушами, а скорее телом. Слова будто возникали внутри, и он сразу же понимал, что именно говорил собеседник.

— Опять неудача? — Мудрец, наконец, был готов к разговору.

Моисей не ответил. Зачем? От жителей внутреннего мира все равно ничего не скроешь.

— А кто перед встречей волновался так, что слова в груди застревали? Кому опять чувства разум затмевали? Кто забыл о том, как Желать Правильно?