Дороти Даннет - Путь Никколо
Они приходили каждый год. И каждый год по пути разделялись: две галеры в Брюгге, и одна — в Лондон, или в Саутгемптон, если вдруг в этот год лондонцы не слишком привечали чужеземных торговцев. Поговаривали, что общая сумма фрахта трех фландрских галер составляла четверть миллиона золотых дукатов. О, да, вот сколько денег было в мире! Так говорили, и взгляните, вот доказательство: сам дож со своими присными в Венеции выделял двадцать фунтов в год, чтобы подкупить таможенников в Брюгге, дабы те пониже оценили стоимость груза. Это правда, истинная, правда. Вдова одного из них рассказывала об этом. А еще в десять раз больше они тратят на взятки самому герцогу Филиппу.
Так болтали в толпе, наблюдая за тем, как люди с таможни подплывают к галерам на лодках, по двое к каждой, и взбираются на борт, а вместе с ними и чиновники из Слёйса. За ними эти толстосумы в золотых цепях из Дамме, и уж гораздо позже, — ибо некоторые, верно, готовы зачать ребенка только после крестин, если решат, что это добавит им достоинства, — начнет отзванивать большой колокол на звоннице в Брюгге, и кто-нибудь, — Ян Блавье, вот кто, — подъедет на своем муле, в шляпе, такой огромной, словно пять локтей повязок намотались на терновый куст, а за ним и Ансельм Адорне, и Ян ван ден Балле, со своими конюшими и лакеями, и солдатами с гербом и вымпелом Брюгге. А с ними и венецианцы: толстяк Бембо и тощий Контарини, и этот расфуфыренный игрок, Марко Корнер.
А еще позднее, — ибо именно венецианцам принадлежала честь первым взглянуть на списки товаров при разгрузке, точно так же как перед отплытием они первыми поднимали свои товары на борт, — подходили и прочие торговцы, ожидавшие своих поставок.
К примеру, Томмазо Портинари, если только сумеет убедить Тани позволить ему взять дело в свои руки… хотя едва ли ему это удастся.
А также Якопо Строцци, который, возможно, захватит с собой молодого Лоренцо, если в этот день подагра опять одолеет его.
А еще Жак Дориа, и Ломмелин, и все прочие генуэзцы, и Пьер Бладелен, личный казначей герцога, который должен осмотреть заказанные его господином товары. И Хуан Васкез с аналогичным поручением — но для герцогини, а с ним и фигерес, и остальные португальцы. Придет кто-нибудь из владельцев постоялых дворов, чтобы спросить, не нуждается ли кто в постое. Немцы из Ганзы, желающие узнать новые расценки, а также Джовани Арнольфини из Лукки, этот парень с длинным бледным лицом, который как никто другой знает вкус герцога в шелках и порой заключает с ним личные сделки, на которых изрядно греет себе руки.
О, да, многое происходило за кулисами, когда в порт входили фландрские галеры. Никто из значительных персон не являлся на берег в первые дни, а спокойно дожидался, пока товары на баржах доставят в Брюгге. Поговаривали, что настоящая продажа начинается куда позже, на тайных собраниях. Всю зиму они будут спорить и торговаться. Шесть месяцев, покуда галеры стоят в гавани, а в тавернах и борделях Брюгге развлекаются четыре сотни моряков.
Фландрские галеры, наконец, появились, и колокола и трубы звучали лишь прелюдией к оглушительному звону золотых монет.
* * *Совершенно неразумно, на третий день по прибытии галер, Марианна де Шаретти освободила своего сына Феликса от его обязанностей — на том условии, что он не высунет носа из Брюгге. То есть Слёйс оставался для него вне досягаемости.
Вполне разумно она предположила, что мальчик направится прямиком в ближайшую таверну, а затем придется послать за ним Юлиуса. Сам Юлиус находился сейчас в Слёйсе, вместе с управляющим Хеннинком, Проявляя живой интерес к тюкам шерсти и к вайде, и к кермесоносному дубу, а также серному колчедану и столь ценному товару как квасцы. Саму демуазель де Шаретти ожидали на собрании членов гильдии красильщиков, и она надеялась, что Юлиус вовремя поспеет туда со своими сведениями. Она послала за помощником Хеннинка, оставила красильню под его ответственность и в сопровождении единственной служанки пешком ушла на собрание гильдии.
Помощник Хеннинка, работящий сукновал по имени Липпин, вспомнил, что у точильщика нужно забрать ножницы, и, обнаружив слонявшегося без дела Клааса, отослал его с этим поручением. Ему и в голову не пришло, что по какой-то причине Клаасу вот уже неделю запрещалось покидать дом. И Клаас, опасаясь, как бы Липпин не вспомнил об этом, унесся со всех ног, прямо как был, в деревянных башмаках и в фартуке, забрызганном мочой. Феликса он отыскал в одном из пустующих кабинетов банка Медичи, располагавшегося в высоком особняке рядом с рынком. Феликс, похоже, был не слишком рад его видеть.
— Кто тебе сказал, что я здесь?
— Винрик, меняла, — примиряюще отозвался Клаас. Винрик, обходивший улицы со своим денежным лотком, был лучшим источником сплетен во всей Фландрии.
Феликс хмыкнул.
— А за это ты пересмотрел все записи Винрика за неделю и обнаружил там три ошибки в подсчетах. Этот скверно пахнущий ремесленник, — пояснил Феликс своему единственному слушателю, новому клерку, только что прибывшему из Флоренции, — этот фламандский недоумок вычитает и складывает просто для удовольствия, как мы с тобой пьем или портим воздух, или думаем, на что бы спустить свои денежки.
— Ну, если ты намерен их тратить, то кто-то же должен экономить, — резонно возразил Клаас. Взглядом он окинул полки, где Медичи складывали свои пакеты, письма и записи. — Для тебя могу сэкономить тоже, — предложил Клаас юному клерку, который не сводил с незваного гостя изумленного взгляда, понемногу отступая все дальше, но не в силах спастись от запаха, исходившего от фартука Клааса.
— Вот здесь, к примеру, — Клаас провел пальцами цвета индиго по книге заказов. — Что здесь такое?
Мальчишка с сомнением покачал головой.
— Ну, довольно, — устало заявил Феликс. — Не обращай на него внимания. Это болезнь. — Он вновь обернулся к Клаасу. — А почему у тебя с собой матушкины ножницы?
— Их отдавали точильщику, — пояснил Клаас.
— Так значит, она не ждет тебя обратно? — воскликнул Феликс, в этот момент очень похожий на своего отца.
— Нет, — глазом не моргнув, ответствовал подмастерье. — А чего ты ждешь?
— Лодку Томмазо. Он собирается в Слёйс. Сегодня на фландрских галерах день частных сделок. Я хочу обезьянку.
— Тебя отошлют назад в Лувен, — заявил Клаас. — Хозяйка узнает, что ты уезжал из города.
— А я скажу, что это ты купил для меня, — ничуть не смутился Феликс.
Клаас задумался.
— Ты хочешь сказать, что я должен отправляться в Слёйс вместе с тобой?
— Ну да, — согласился Феликс, впервые задумавшись о практическом воплощении своего замысла. — То есть, конечно, если Томмазо сможет отделаться от своих священников и монахов. Он выбирает тенора для часовни Медичи в Италии. — Лицо его озарилось широкой улыбкой. — Вот ужас-то, верно?
