Ульрике Швайкерт - Святой и грешница
— Ян Желивский, радикальный проповедник, подстрекающий народ взяться за оружие под командованием Яна Жижки из Троцнова.
Разинув рот от удивления, солдат вытаращился на Элизабет.
— Откуда ты это знаешь?
— Где-то слышала.
— А что ты еще знаешь о гуситах и войне?
— Ничего, — заверила она, хотя голос в ее голове говорил о радикально настроенных таборитах — как они себя называли по крепости, выбранной в качестве ставки, — которые под командованием Жижки попытались захватить Прагу, но, потерпев поражение после ожесточенных уличных боев, отправились в Пльзень.
— Он захватил город и разрушил церкви и монастыри по всей округе.
— Ничего! Рассказывай, пожалуйста, дальше.
— Вскоре после этого один местный дворянин, собравший две тысячи человек кавалерии и пехоты, атаковал отряд Жижки, который хладнокровно приказал своей пехоте выстроить повозки в качестве защитного бастиона и отбить нападение кавалерии. Жижке удалось беспрепятственно вернуться в Пльзень. Несмотря на ненависть к нему, должен признать, что Жижка талантливый военачальник и, используя эту тактику, справится и с другими войсками, — рассказывал ей голос молодого дворянина, имя которого она все еще не могла вспомнить. Но постепенно его заглушил голос Штефана:
— Для меня все они чехи, и даже император однажды сказал, что вокруг была бы Венгрия, если бы в Богемии не осталось чехов!
Элизабет кивнула, слушая невнимательно.
— Мы отправились в Богемию тремя огромными отрядами. Первым командовал герцог Саксонии, вторым — Баварии, Рейнской области и свободных городов — епископ Отто из Трира. Мы, то есть подданные епископа Иоганна фон Брунна, вместе с франконцами пребывали под командованием бранденбургского маркграфа и нюрнбергского бургграфа. В Силезии мы объединились, и Сигизмунд во главе нашего войска начал наступление на Богемию. Император пребывал в хорошем расположении духа, так как Кениггрец практически не оказывал сопротивления и немецкие бюргеры приветствовали нас. Однако много немцев скрылось в сложной для штурма Пражской крепости. Это вынуждало нас воспользоваться старинным методом и взять ее измором, но нам повезло. Комендант крепости Ченек отвернулся от еретиков и сдал крепость императору, но пришлось повозиться с пражанами, которые не хотели праздно смотреть на это и добавили моему мечу работы!
— Конечно, предательство Ченека разожгло народный гнев — ведь он тоже подписывал манифест к императору Сигизмунду. Радуйся, что ты этого не видел. Не думая о последствиях, пражане бросились на крепость. Ничего удивительного, что их жестоко разгромили.
— Мы осадили не желающий сдаваться город, но войско Жижки угрожало нашим тылам. Император требовал безоговорочного подчинения, однако жители Праги хотели сохранить оружие и свою чашу, как их учил Гус. Император негодовал, от его хорошего настроения не осталось и следа. Над его приближенными сгустились грозовые тучи — не дай бог встать у него на пути. Кроме того, его беспокоило отсутствие дисциплины среди крестоносцев. Должен признаться, мне самому это надоело — а я далеко не неженка. Эти ребята в гневе убивали всех, кто говорил по-чешски, даже женщин и детей, и никто не мог их обуздать. Только представь: нас было двадцать тысяч, и лишь немногие имели военный опыт. Непривычные к длительной осаде, солдаты роптали, ненависть к гуситам возрастала, да и скука давала о себе знать.
Он рассказывал дальше, но Элизабет погрузилась в собственные мысли. Вместо молодого дворянина она видела себя! В Пражской крепости и лагере перед городом. Она наблюдала за приближением выросшего до девяти тысяч войска Жижки — бесконечного потока вооруженных людей. Преимущественно это была пехота с копьями, цепями и бердышами в сопровождении повозок с тяжелыми пушками. Император все еще проявлял высокомерие и держался как победитель, хотя не мог захватить город. Он отправил свое войско отрезать путь мелким отрядам Жижки. Элизабет видела переброску войска гордых крестоносцев — и спустя всего лишь несколько часов их позорное бегство врассыпную. Она металась среди мужчин и искала его. Повсюду кричали раненые, кровь лилась рекой. Внезапно он появился, испачканный грязью и кровью, и схватил ее за руку.
— Что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе оставаться в крепости. Ради бога, послушай меня хоть раз, прежде чем останешься без головы!
— Я волновалась о тебе и должна была тебя найти. Что случилось? Император сказал, что ничего не стоит остановить этих мятежных еретиков!
— Правда? — Молодой рыцарь вытер окровавленное острие меча. — Значит, он ошибся!
— Как им удалось обратить вас в бегство? Такое огромное войско? — с натиском спросила она.
— Мы отошли к деревне Пореч, чтобы преградить им путь на Прагу, но Жижка окопался со своим отрядом на холме и приказал забрасывать нас камнями из катапульт и ядрами из пушек. Вокруг меня как подкошенные падали мужчины — мертвые или изувеченные. А затем на нас налетели богемцы с копьями и палками. Нам ничего не оставалось кроме как бежать. Возвращайся в крепость! С ее стен ты сможешь в безопасности наблюдать, как Жижка победоносно входит в город!
— Что с тобой?
Лагерь с поверженными воинами исчез, перед Элизабет было только небритое лицо со шрамом.
— Что с тобой? Ты стонешь и отбиваешься, будто одна из чешских женщин, которой по праву решил воспользоваться победитель.
Только сейчас Элизабет заметила, что уже не сидит со Штефаном за столом, а лежит на матраце, раздвинув ноги.
— Что с тобой? — переспросил он, опуская потертые шоссы, обнажившие мускулистые, покрытые волосами ноги.
Элизабет чувствовала на себе взгляд мадам.
— Все в порядке. Твой рассказ о походе немного сбил меня с толку. Так много крови, насилия и смерти.
По ее телу пробежала дрожь. Солдат улыбнулся и погладил ее по щеке.
— Какие же бабы иногда бывают сентиментальные, но я никак не ожидал встретить такую в притоне.
Он недоверчиво покачал головой и, став на колени между ее ног, принялся за дело, бурно и немного грубо, но Элизабет другого и не ожидала.
Когда гости разошлись и девушки уже лежали под своими одеялами, погружаясь в сон, видение вернулось. Сначала Элизабет подумала, что это сон про темный коридор, полоску света из-под запертой двери и шепчущиеся голоса, потому что она бежала по каменному коридору. Однако платье не било ее по щиколоткам — на Элизабет были узкие штаны и сапоги, а голоса, которые она слышала, были не тихими и уж точно не шепчущимися.