Сергей Карпущенко - Капитан полевой артиллерии
– …объяснишь заказчику, что другого товара пока достать не сумел. Пузырь ключи при себе носит, но скоро я сделаю слепок, и тогда все пойдет лучше.
– Им нужен чертеж какого-нибудь форта, лучше Северной группы.
– Понятно, что не Южной.
– Ну так что мне сказать заказчику?
– Скажи, скоро сделаю им такой чертеж. Ладно, сейчас пойду. Пузырь, наверное, заждался. Не нужно тревожить старика, а то даст расчет. Он у нас капризный.
Люди, говорившие за стеллажом, пошли в сторону Лихунова, который хотел было незаметно уйти в зал, но они появились прежде, чем он сумел это сделать. Один из них был полным и лысым – типичный лавочник, да еще в белой фуфайке. Второй одет был в кожаную куртку и кожаную кепку с огромными очками, державшимися на тулье, – совсем молодой человек, симпатичный даже, с остренькими усиками. Увидев Лихунова, они замерли от неожиданности. Лавочник отпрянул даже назад, но потом засуетился, стал что-то искать на полке стеллажа, а человек в кожане строго спросил:
– Вам чего здесь нужно?
– Мне продавец нужен, – так же строго произнес Лихунов. – Это вы, что ли, в лавке торгуете?
– Не я, – буркнул человек в коже.
– А кто? Он?
Лавочник, казалось, пришел в себя, подскочил к Лихунову, растягивая противный, мокрый рот, громким шепотом заговорил:
– Да, это я торгую! А вам, собственно, чего угодно-с? Вы зачем сюда залезли? Здесь не для покупателей место, здесь у нас кладовая, не извольте сюда заходить!
Лихунов немного смутился:
– Да я бы и не зашел в кладовку вашу, если бы вас в зале так долго не было. Надо бы уважать покупателей, почтеннейший. Время военное, мы все спешим.
Человек в кожане не стал больше слушать разговор, до него касательства не имеющий, и быстро вышел из кладовой. А лавочник немного смягчился, поняв, что Лихунов лишь простой покупатель.
– Пожалуйте в зал, господин капитан, – указал он на дверь.
Лихунов вышел из кладовки и встал на другой стороне прилавка, с хозяйственной же стороны занял место продавец, все еще немного смущенный, видел Лихунов, но украшенный сладкой улыбкой вежливого лавочника.
– Так чего же хочет приобрести господин капитан? – любезно спросил он, и Лихунов видел, как внимательно смотрит на него эта упитанная рожа, словно пытается определить, слышал ли он хоть что-нибудь из разговора в кладовой. Но Лихунов не успел ответить – на улице вдруг громко затарахтел мотор «форда», в лавку пролез едучий дым, послышался шум удаляющегося автомобиля.
– Скажите, – небрежно начал Лихунов, – кто же в крепости имеет удовольствие ездить в таких экипажах? Не иначе как начальника штаба автомобиль.
Лавочник с замерзшей полуулыбкой на гадком жирном лице внимательно смотрел на Лихунова, как будто думая, стоит ли подтверждать предположение покупателя.
– Нет, – сказал он наконец, – неужели вы не узнали машину их высокопревосходительства?
– Нет, не узнал. Я в крепости всего второй день.
– Ах вот в чем дело! – выдохнул с облегчением продавец и как будто повеселел. – А этот приятный молодой человек – личный шофер господина коменданта. Пользуется неограниченным доверием своего начальника, а поэтому имеет известное влияние…
– На что?
– Ну… э-э… в некоторых сферах. Если вы желаете поудобнее устроиться с жильем, то мы можем посодействовать.
– Скоро устроят нас жильем, – зло сказал Ли-хунов.
– Что вы имеете в виду?
– Штурм предстоящий.
– Ой, да что вы! – по-бабьи махнул рукой лавочник. – Поверьте, это только слухи, никакого штурма не будет вовсе. Неужели вы думаете, что главнокомандующий допустит немцев до Новогеоргиевска? Да это чушня чушнячая!
Лихунову надоел этот разговор.
– Принесите мне булку хлеба и три банки мясных консервов. Надеюсь, за этим вам не придется обращаться к услугам личного шофера коменданта крепости?
Лавочник, несмотря на обладание отвратительной физиономией, был, по-видимому, самолюбив, – вспыхнул, но сумел удержать улыбку.
– Ну зачем же здесь шофер? Здесь я хозяин. Но для чего вам, скажите, понадобились эти отвратительные консервы, которые едят нижние чины, да и то вперемешку с ячневой кашей? Нет, господину капитану нужен деликатес. Хотите, я вынесу пару колечек настоящей краковской? Это только для вас, вы понимаете.
– Отчего же такое предпочтение?
– Видите ли, я имею дар определять настоящего офицера, – понизил голос лавочник, – отмечать его среди толпы, среди швали, кухаркиных детей. А благородным людям и питаться нужно по-другому. Так принести краковской? – и застыл с открытым ртом, будто подавился недожеванным куском.
Лихунов понимал, что его хотят купить, дешево, просто, по-хамски купить, и уже было собрался сказать решительно «нет», но вдруг понял: лучше взять колбасу – так будет спокойней, надежней, вернее, – он их успокоит.
– Ну несите свой деликатес, черт с вами, – с грубоватым барством «благородного» предложил Лихунов. – Да только безо всякого там подлога, чтобы лучшую, я второго сорта не возьму.
– Сию минуту-с, – просиял лавочник и исчез в кладовой, тщательно закрыв за собой дверь. Появился он через пару минут и протянул Лихунову что-то завернутое в синюю упаковочную бумагу. – Вот, держите, с вас всего рубль пятьдесят. Сущие гроши по нынешнему времени.
– Разверните, – зачем-то потребовал Лихунов. – Я хочу видеть, что буду брать.
Лавочник усмехнулся:
– Сразу видно порядочного человека. Ну, извольте, поглядите, – и он почти торжественно снял синюю бумагу.
Лихунов повертел в руках колечки копченой пронизывающе аппетитного вида колбасы. Понюхал:
– Без конины, надеюсь?… – строго посмотрел на лавочника, но тот лишь обиженно сказал:
– Помилуйте…
– Ну хорошо, я беру. Заверните опять. Окорока бывают? – спросил он, вынимая из кармана кошелек.
– Завтра загляните, господин капитан, – шурша бумагой, тихо предложил лавочник. – Для вас добудем.
– Да уж постарайся, братец, – принял Лихунов из его пухлых рук синий сверток, собираясь идти к дверям, но задержался, как-то особенно посмотрел прямо лавочнику в лицо и добавил: – А то ведь я, если что, и до Пузыря вашего добраться могу. Уразумел?
Поворачиваясь, он успел заметить, как исчезал куда-то плотный, здоровый румянец с мясистого лица лавочника, а его место занимала нехорошая, серая бледность.
Лихунов вышел на улицу и двинулся к той улочке, на которой стоял его дом. Его мысли сумасшедше носились в тесном пространстве гудящей от волнения головы, наскакивали одна на другую, мешали одна другой выстроиться в стройную цепочку трезвого умозаключения, способного помочь, подсказать ему, что делать. Хорошо он понимал лишь одно: и шофер, и лавочник – шпионы, но что ему с ними делать, Лихунов не знал.
