Пьер Понсон дю Террайль - Тайны Парижа
При последних словах испуг полковника, казалось, победил его оцепенение. Он попытался встать и бежать… но мстительница схватила его за руку и толкнула обратно на стул, с которого он только что хотел встать.
— Подождите, полковник, — насмешливо сказала она ему, — ведь вы еще не знаете, какое наказание я назначила вам.
Полковник, подчиняясь ее властному голосу, надменному взгляду и движению, впал в прежнюю неподвижность, продолжая смотреть на нее помутившимся взором.
— Слушайте же, — продолжала она, — я знаю вашу жизнь и жизнь всех «Друзей шпаги» изо дня в день и из часа в час. На другой день после похорон моего возлюбленного Гонтрана я покинула Париж, захватив его дневник, который он вел втайне. В то время был жив мой старик отец, благородный дворянин, который должен был умереть с миром, не зная прошлого Гонтрана, мрачного и полного преступлений прошлого, которого ты был виною, негодяй! И хотя я обрекла вас всех своей ненасытимой ненависти, я оттягивала день своего возмездия, я ждала, когда мой старик отец сойдет в могилу. Итак, когда я вернулась в Париж, чтобы привести в исполнение свой замысел, я считала тебя еще молодым, потому что Гонтран пишет в своем дневнике: «Это энергичный и еще молодой человек, бессердечный и сильный, бандит со смелым взором, убийца с сильной рукою, взявший клятву с тех, которые должны всегда повиноваться ему». Я ошиблась. Ты обратился в старика, терзаемого угрызениями совести, которому наскучило жить, а смерть сделалась безразлична. Убить тебя уже не значило наказать, а скорее избавить от страданий…
Полковник сделал движение, глаза его загорелись, и взгляд его, казалось, говорил: «Да… убейте меня… вы сделаете меня пресчастливым».
Но Дама в черной перчатке продолжала:
— К счастью, для моей мести, у тебя был сын… которого ты любишь, обожаешь… ради которого ты сделался преступником… сын…
Она остановилась, в соседней комнате послышался шум.
— Слышишь, — сказала мстительница, — это он вошел в комнату… он!
Полковник еще раз попытался встать и бежать к сыну. Но железная рука держала его. Он хотел открыть рот и крикнуть, но молодая женщина приказала ему молчать, сказав:
— Молчи или сын твой умрет.
И несчастный отец остался неподвижный и безмолвный. Тогда она продолжала вполголоса, по-прежнему с угрозой и насмешкой:
— Твой сын встретил меня и полюбил. Он полюбил меня горячо и безгранично. Если бы я послала его сорвать цветок, растущий на краю пропасти, или пройти через объятый пламенем город, то он исполнил бы это; он вошел бы на эшафот, если бы я ему это приказала, с улыбкой на губах. О! — проговорила она, сдерживая вздох, — сначала мне было жаль его, хотела оттолкнуть его от себя, я избегала его, потому что не хотела губить невинного сына за преступного отца… но, несмотря на все мои старания, судьба ставила его везде на моем пути. Тогда он сделался моим орудием, как «Друзья шпаги» были твоим; он служил моей мести, не подозревая, несчастный, что тот, которого я поражу последним, наказать которого он мне должен помочь, будешь ты! — ты, его отец, ты, которого он любил… Ах! была минута, когда мужество покидало меня, когда я бывала тронута его любовью, молодостью, чистотою; в течение нескольких мгновений, забывая свой ужасный замысел, я устремляла ласковый взгляд на его молодую, прекрасную голову… бывали минуты, когда я боялась полюбить его… слышишь ли ты это, полковник? Но голос, взывавший о мести, раздавался еще более угрожающе и говорил мне: «Отомсти за меня! Отомсти!» И я поняла, что я не должна никого более любить на этом свете, что моя рука должна поражать без жалости и безостановочно… И мое сердце замкнулось; я слушалась только голоса крови, и этот голос произнес приговор над твоим сыном.
Она нервно и насмешливо расхохоталась.
— Подожди, — сказала она, — слушай дальше: твой сын вернулся к себе и более не выйдет оттуда. Он вернулся с разбитым сердцем, потому что в эту ночь он проиграл — огромную сумму, которую ты один мог бы заплатить, но ему сказали, что состояние, которым ты владеешь, ворованное и залито кровью… Ему сказали, что ты был разбойником и убийцей, и когда он приехал к тебе и умолял тебя разубедить его, ты упал на колени перед ним и молил о пощаде… Правда ли это?
Она снова остановилась. В эту минуту раздался голос Армана, говорившего Иову: «Ты отнесешь это письмо по адресу, а теперь заряди мои пистолеты…»
Дама в черной перчатке продолжала:
— Теперь ты все понял, не так ли? Твой сын приехал сюда затем, чтобы убить себя, потому что он не может уплатить своего карточного долга, а Арман человек честный… потому что…
Полковник употребил последнее усилие и снова встал; он открыл было рот, но только несколько неясных звуков сорвалось с его губ.
— Молчи! — сказала молодая женщина. — Молчи! Или он умрет сейчас же!
Эта угроза снова парализовала несчастного старика, а Дама в черной перчатке вынула кинжал, который был спрятан у нее на груди.
— Смотри! — сказала она. — В твой последний час я сжалилась над тобою… Хочешь спасти своего сына? Его долг будет уплачен, честь не будет запятнана… Свет никогда не узнает, что ты был негодяем… Говори, хочешь ли ты этого?
И так как старик протягивал к ней руки и, казалось, взглядом и жестом говорил ей: «О, говорите… говорите! Но только спасите моего сына! Спасите его!» — то она подала ему кинжал и проговорила: «Убей себя!»
Старик схватил кинжал с какою-то бешеной радостью, сжал его в своей ослабевшей руке и поднес к груди… Но прежде чем опустилась его поднятая рука, он лишился сил, упал на диван и остался лежать неподвижно. Радость, охватившая его при мысли, что его возлюбленный сын не умрет, нанесла полковнику Леону смертельный удар вернее, чем кинжал, который ему дала Дама в черной перчатке. Жизнь полковника угасла без агонии, как догоревшая лампа.
В эту минуту отворилась дверь. Вошел Иов, который, повинуясь приказанию своего молодого барина, пришел за пистолетами. Увидав труп своего старого полковника, он остановился на пороге безмолвный и бледный. Мстительница приложила палец к губам.
— Спрячьте этот труп! — тихо сказала она. — Спрячьте его… Уберите отсюда… Положите его в угол… на кровать… куда хотите… но чтобы сын не видал его…
— Сударыня, — сказал Иов, — я предоставил вам поступить с отцом, как вам было угодно…
— Ну?
— Но вы обещали мне, что если отец умрет, то сын останется жив.
— И я сдержу свое обещание.
— Вы даете клятву в этом?
— Клянусь.
Она протянула руку, еще запятнанную кровью ее умершего мужа, и прибавила:
