Король Теней - Роберт Рик МакКаммон
Но это, разумеется, была всего лишь мечта сумасшедшего. Зеркало не было проходом между мирами. Такого просто не могло быть.
Почему же тогда Мэтью так хотелось зашить себе рот металлической нитью, чтобы ДеКей не получил ни крупицы правды?
— Мы оба знаем, — сказал хозяин «Немезиды», — что вы не позволите, чтобы завтра утром вашего друга разорвали на куски. Я не стану давить на вас дальше — мои условия вам известны. Если вам нужно время, чтобы собраться с мыслями, оно у вас есть… по крайней мере, до рассвета. На самом деле, я бы предпочел, чтобы вы записали все, что вам известно, и все, что вы подозреваете, от начала истории и до настоящего момента. Я распоряжусь, чтобы в течение часа в вашу каюту доставили перо, чернильницу и бумагу. — ДеКей отодвинул свой стул и встал. Мэтью сделал то же самое, понимая, что ужин подошел к концу. — Приятно было познакомиться с вами, Мэтью. Я заметил, что вы принесли на борт целую коллекцию книг. Когда-нибудь вы сможете пройтись по моей библиотеке и, если найдете что-нибудь, что вам понравится, пожалуйста, возьмите это с собой. Брэнд говорит, что нам предстоит провести в море еще целый месяц.
— Спасибо, — сказал Мэтью. ДеКей указал ему на дверь, и Мэтью подошел к ней. У самого выхода он остановился и обернулся. — Я благодарен за еду и за беседу.
Он вспомнил, что рассказывала ему Элизабет Маллой о своем раннем опыте общения с хищными мужчинами и подумал, что Маккавей ДеКей был одной из причин, по которой родилась Дикарка Лиззи и отправилась в свой крестовый поход. Знал ли об этом ДеКей? Конечно же, нет. Однажды утраченная собственность не представляла для него более ни ценности, ни интереса.
Прежде чем уйти, Мэтью решил удовлетворить свое любопытство.
— Позвольте спросить еще кое-что. Ваш личный флаг на вершине грот-мачты. Почему лошадь?
Обе стороны лица ДеКея не выражали ничего. Мэтью даже подумал, что он смолчит, но ДеКей все же сказал:
— Это память.
В последовавшей за этим скудным ответом тишине Мэтью отодвинул дверь в сторону и покинул комнату.
Глава восьмая
С первыми лучами солнца Хадсон стоял на палубе на корме, наблюдая, как двое матросов закрепляют канаты на транце, и гадал, что происходит. Пользы от его догадок пока не было.
На борту «Тритона» он привык вставать со своего гамака если не с первыми петухами, то, по крайней мере, с первыми чаячьими криками. Сегодня он также проснулся рано и вскоре уже мерил шагами палубу. По его прикидкам, он преодолел уже милю. Эти прогулки стали бодрить его, и на четвертый день своего странного пленения на борту «Немезиды» он не стал отказывать себе в этом удовольствии.
Над пурпурным морем поднималось красное солнце. Дул сильный ветер, море было достаточно бурным, на волнах вздымались пенные барашки. Хадсон повернулся к югу и представил себе, что чувствует запах сухих песков и острых благовоний Африки, которая, как он знал из рассказов погибшего капитана По, находилась примерно в двухстах милях отсюда.
День обещал быть теплым здесь, на борту обитой бархатом тюрьмы. По крайней мере, еда здесь была хорошей. Вдобавок Хадсону выделили отдельную каюту размером со шкаф, что его вполне устроило. Ему больше не приходилось спать в окружении храпящих и сопящих членов экипажа. Будучи пленником, Хадсон чувствовал себя не так уж плохо. Когда они с Мэтью и Профессором доберутся до суши в этой странной компании, начнется совсем другая история, но пока до этого было слишком далеко.
— Пора.
Хадсон почувствовал толчок в спину. Он обернулся и увидел Фалькенберга.
— Пора, gudden, — сказал Фалькенберг с кривой улыбкой. Он поднял рапиру, которую сжимал в левой руке. Вторую рапиру он держал в правой. — Выбирай.
Хадсон нахмурился.
— В чем дело?
— В том, что прошлой ночью ты сказал мне, что тебе недостает тренировок. Так что я решил прийти тебе на помощь.
— А, так ты хочешь получить урок? Я бы хотел напомнить тебе — на случай, если ты забыл, — что ты всего на два года младше меня.
Фалькенберг отвесил короткий поклон в знак уважения к правде.
— Да, — сказал он. — Но и я хотел бы напомнить тебе, что я был трехкратным чемпионом по рапире на национальных соревнованиях в Стокгольме. И тебе никогда не удавалось победить меня в тренировочном бою, насколько ты помнишь.
— Я помню, как кое-кто смухлевал, ударив меня коленом по яйцам, когда был близок к проигрышу, — ответил Хадсон, также кивнув из уважения к правде.
— Может, и так, но ведь главное — победа, не так ли? — Фалькенберг протянул рапиру, которую держал в левой руке. — Я думаю, эта тебе подойдет. Она немного легче — для руки постарше.
— Что ж, вот тебе мое немощное спасибо. — Хадсон взял рапиру и придирчиво осмотрел ее. В длину она составляла почти три с половиной фута. — Фехтование заточенными клинками? — спросил он. — Тебе так хочется увидеть собственную кровь этим утром?
— Что такое жизнь без небольшого риска? — развел руками Фалькенберг. — Кстати, если хочешь, я подстригу тебе бороду.
— Правда, Бром… схватка на корабле, с этой качкой и на таких волнах? Кстати, а что эти люди там делают? — Хадсон указал на двух матросов, которые разделись
