Амеде Ашар - Бель-Роз
— Я его никогда не любила? — Сюзанна плакала навзрыд. — Да у меня и было-то счастье в жизни только с ним. Сколько я проплакала после замужества! Без него я не живу, а вы говорите, что я не люблю его!
Она говорила с таким чувством, что Женевьева уже жалела о своих словах.
— Да, да, я вижу, вы любите его! — воскликнула она, падая на колени перед Сюзанной. — Рядом с вами моя любовь ничто!
Когда Сюзанна возвратилась к господину д'Альберготти, муж заметил её бледность и заплаканные глаза.
— Вы плачете, Сюзанна, — произнес он. — В чем дело, скажите, я помогу.
— Вы очень добры и заботливы. Но речь идет о друге моего детства, сыне честного Гийома Гринедаля. Он в Бастилии.
— Что же мы можем поделать?
— Говорят, что мне следует поговорить об этом с его величеством.
— Вы честная и порядочная женщина. Позвольте предоставить вам свободу для вашего счастья.
— Но ведь вы мой муж, который постоянно обо мне заботился и меня защищал!
— Правильно, но, видите ли, я был вблизи дома, где один молодой человек был почти при смерти, а за ним ухаживали две молодых женщины. Одна была в деревенском платье, другая — замужняя дама.
Сюзанна бросилась к ногам мужа.
— Простите меня, ради Бога, простите! — рыдала она.
— Простить вас, несчастная? Да за что? Ведь я немало прожил на свете и все понимаю. Нет, вы чисты и непорочны, как и были. Как же я могу вас прощать? Встаньте, прошу вас, и положитесь на Бога. мне недолго осталось, вы станете свободны, и лишь он вам судья.
А пока в Компьене разыгрывалась эта сцена, мадам Шатофор вернулась в Париж и попала на прием к министру Лувуа.
— Однажды вы уже спасли Бель-Роза, — ответил ей министр, когда она изложила свою просьбу, — второго раза не будет.
Мадам Шатофор сделала удивленный жест.
— О, память мне не изменяет, — сказал Лувуа, — на этот раз Бель-Роз не лишил жизни человека, но на десять лет его преступление вполне потянет. Он сейчас в Бастилии, там и останется.
ГЛАВА 28. АРГУМЕНТЫ МИНИСТРА
Бель-Роз тем временем очутился в одиночной камере Бастилии. теперь он лишился свободы, но заодно и текущих забот. И он предался размышлениям о своей жизни. Мало-помалу они свелись к дилемме — как ему быть с чувствами к Сюзанне и Женевьеве. Но удалось лишь одно: он пришел к выводу, что если эти две звезды почему-либо погаснут в его жизни, угаснет и сама его жизнь.
Через некоторое время за Бель-Розом пришел конвой, и его отвели к начальнику тюрьмы. Войдя, Бель-Роз увидел, что в кабинете присутствует также Лувуа, которого он узнал по виденным ранее портретам.
— Мсье, это вы были утром у господина Бергама? — спросил его министр.
— Да, я.
— И вы забрали у него бумаги, предназначенные мне?
— Я их купил, как обычный товар.
— Но я их купил ещё раньше.
— Товар принадлежит тому, кто расплатился первым.
— Да вы смелы, — усмехнулся министр, — но я могу расправиться с вами, если того пожелаю.
— Это вы действительно можете.
— Вы сожгли бумаги?
— Да, монсеньер.
— Полностью?
— Да.
— Вы ознакомились с их содержанием?
— Нет, монсеньер.
— Но видно, что-то подозревали, раз вы их уничтожили?
— Такие подозрения могут возникнуть, судя по той поспешности, с которой меня преследуют.
— Вы не ошиблись. Иначе вас бы тут не было.
— Догадываюсь.
— Одно ваше слово, мсье, может вас убить.
— Только одно?
— Одно-единственное. Вы же видите, я позаботился о вашем тщательном содержании.
— Э, есть слова, которые стоят всего этого.
— Берегитесь, чтобы вам не замолчать окончательно. Ну, хватит. Я хотел бы знать, желаете ли вы сохранить голову или нет.
— Это угроза, монсеньер?
— Более, чем вы думаете.
— Кровь за бумаги, которые я даже не прочел? Вы расточительны, монсеньер.
— Но одно слово может вас спасти.
— Какое?
— Имя того, кто послал вас за этими бумагами.
— Есть причина, по которой я не смогу вас удовлетворить.
— Какая же?
— Если я скажу вам, что я приобрел бумаги для себя, вы мне поверите?
— Нет.
— Тогда мне остается молчать. Ведь если я что-то вам все же скажу, почему вы тогда должны мне верить?
— Это ваше последнее слово?
— Совершенно верно.
— Верно, если не применять неких превосходных инструментов для извлечения более откровенных изречений.
— Попытайтесь, — ответил Бель-Роз, замолчал и скрестил руки.
Когда его увели, начальник тюрьмы заметил, что, похоже, Бель-Роз из тех, кого не заставишь заговорить.
— Посмотрим, — пробормотал Лувуа.
На другой день смотритель, принесший ужин, сунул Бель-Розу в руку записку. Тот развернул её и прочел:"С вами старый друг.» Бель-Роз узнал почерк: то была Женевьева.
Среди ночи за ним снова пришел конвой, но повели его уже другим путем. Его привели в огромную удлиненную комнату, вид которой не оставлял сомнений: то была камера пыток. В ней, помимо секретаря, находился человек, одетый в черное. Рядом сидел начальник тюрьмы, читавший какое-то письмо, которое спрятал при появлении Бель-Роза.
— Вы здесь согласно приказанию господина Лувуа, мсье, — заявил начальник тюрьмы. — Вы по-прежнему отказываетесь назвать интересующее его имя?
— По-прежнему.
— Я обязан вас предупредить, что имею право использовать все средства, которые сочту необходимым, чтобы заставить вас разговориться.
— Это ваш долг, мсье. Я попытаюсь выполнить свой.
— Вы молоды. У вас наверняка есть мать, девушка, сестра. Одно слово, и вы свободны.
— Цена этой свободы — моя честь. Будь у вас сын, вы бы ему сказали то же самое.
— Стало быть, вы ничего не скажете?
— Ничего.
— Как хотите.
Начальник тюрьмы сделал знак, и из темноты, куда не проникал свет факелов, горевших в камере, выступили два человека. Бель-Роз поначалу их не заметил. Они подошли и раздели его, оставив только штаны и рубаху. Затем принесли нечто вроде длинного портшеза и привязали руки Бель-Роза к шестам. Один принес два больших ведра воды, зачерпнул полную кружку и поднес к губам Бель-Роза.
Пытка водой, — усмехнулся Бель-Роз.
— Да, мсье, — ответил человек в черном (Врач, — подумал Бель-Роз про себя), — и многократная. Но она не калечит.
Бель-Роз взглядом поблагодарил начальника и выпил кружку. Вторую не допил до конца. Один из палачей откинул ему голову назад и насильно влил в рот все до последней капли. Бель-Роза охватила дрожь. Новая кружка. Зубы Бель-Роза застучали после первых же глотков, и вода пролилась ему на грудь. Палач сунул ему в рот железную воронку и разжал зубы. Новая кружка. Бледный Бель-Роз вцепился в шесты. По всему его телу пробегали конвульсии. Весь мир, казалось, сошелся в воронку, из которой вливалась смерть. Но в сознании у него все ещё вспыхивали время от времени образы любимых. И, странное доле, воронка делалась меньше, а весь его организм как бы становился нечувствительным к ней. Но зато потом действие воронки становилось ещё более мучительным. Врач, наконец, приложил руку к его сердцу.
