Сергей Шведов - Поверженный Рим
Путь Стилихона до Сабарии был извилист и долог, но прибыл он в город, кажется, вовремя. Древинги и вестготы, недавно прибравшие к рукам плодородные земли в Верхней Панонии, праздновали победу своего вождя Придияра Гаста, не только разгромившего самозванца Максима, но и заключившего договор о вечном мире с императором Феодосием. Стилихон уже знал о поражении Максима и измене комита Андрогаста, но с интересом выслушал подробности битвы на реке Соме, о которых ему поведал старый знакомец сотник Коташ. За десять лет, минувших со дня их последней встречи, сотник возмужал и раздался в плечах, что, однако, не помешало Стилихону опознать его с первого взгляда. Древинги еще не обжились на новых землях и чувствовали себя гостями в Сабарии, которая неожиданно для его жителей стала столицей самостоятельного княжества. И если рексы древингов и вестготов нашли себе пристанище в богатых домах, изрядно потеснив их владельцев, то простые мечники большей частью обитали на постоялых дворах и в харчевнях. В одной из таких харчевен судьба и свела Стилихона и Коташа.
— Я полагал, что ты служишь патрикию Руфину, — прищурился на старого знакомца Стилихон.
— Прежде всего я служу богу Велесу, — усмехнулся Коташ. — И если Волосатому угодно поддержать рекса Придияра Гаста, то, значит, быть по сему. Мы с магистром Фронелием привезли письмо вождям древингов и вестготов от волхвов и не смогли остаться в стороне от событий, развернувшихся в Панонии.
— Только письмо?
— С нами пришли пять тысяч конных венедов, которые сначала помогли Придияру захватить эти земли, а потом приняли участие в битве при Соме.
Надо признать, что поддержка варваров дорого обошлась империи. Половина Верхней Панонии и треть Норика отошла древингам и русколанам. И уж конечно, эти люди теперь постараются не только удержать завоеванные территории, но и значительно их расширить. Впрочем, Стилихон не стал осуждать Феодосия по той простой причине, что у императора просто не было выбора.
— Я слышал о смерти твоего отца, Стилихон, и очень сожалею, что столь доблестный муж так рано покинул наш мир.
— Спасибо за сочувствие, Коташ, — кивнул трибун. — Не скрою, я рассчитываю на твою помощь.
С Пордакой Коташ был хорошо знаком и не очень удивился, когда Стилихон произнес его имя.
— Этот налим стал комитом финансов в свите императора Валентиниана. И если он действительно виновен в смерти твоего отца, то достать его будет нетрудно.
— А Гайана?
— Рекс Гайана! — даже привстал с лавки Коташ. — Тебе здорово повезло, Стилихон. Этому ублюдку уже вынесли приговор волхвы всех венедских и готских богов. И если ты откроешь на него охоту, помощников у тебя будет с избытком. А пока, если хочешь, я познакомлю тебя с магистром Фронелием и патрикием Саром.
— О Фронелии я слышал, — задумчиво проговорил Стилихон. — А кто такой Сар?
— Жених, — засмеялся Коташ, показав при этом два ряда великолепных зубов. — Сар — сын патрикия Руфина и благородной Фаустины. На его свадьбу с дочерью Придияра Гаста съедутся все венедские, франкские и готские вожди. У тебя будет возможность напомнить им о себе. Ты хорошего рода, Стилихон, и можешь рассчитывать на поддержку вождей. Сыну Меровлада не дадут пропасть в Великой Венедии.
Город Сабария, расположенный на границе империи, был населен по преимуществу венедами. Хотя здесь хватало выходцев из Фракии, Македонии, Далмации, Иллирика и других римских провинций. В Сабарии было немало дворцов и общественных зданий, построенных на римский манер из камня. Но большинство домов были деревянными, и строили их венеды на свой лад, обильно украшая резными завитушками. Именно в таком тереме, с причудливо изукрашенным крыльцом, и расположились на постой магистр Фронелий, юный патрикий Сар и сотник Коташ. Дом венедского купца был ставлен в два яруса, а потому в нем нашлось место не только для знатных гостей, но и для их ближних мечников.
— В тесноте, да не в обиде, — усмехнулся тучный хозяин, поднимаясь навстречу новому гостю.
Венед Умил носил небольшую бородку, волосы стриг в кружок и являл собой тип мирного варвара, столь дорогого сердцу римского чиновника. Умилу было уже под шестьдесят, и вряд ли его обрадовали перемены, случившиеся с Сабарией по милости рекса Придияра и императора Феодосия. Тем не менее он сохранял спокойствие и делал все от него зависящее, чтобы не рассориться с новыми хозяевами. Магистр Фронелий, недалеко ушедший от Умила по возрасту, был чисто выбрит, худ, а во взоре его читалась надменность, свойственная всем римлянам, достигшим высоких чинов. Что касается патрикия Сара, то для него жизнь только начиналась, и его карие глаза смотрели на гостя с насмешкой и любопытством. При желании в Саре можно было найти сходство с патрикием Руфином, но материнского в нем было, видимо, больше, чем отцовского.
Стилихон с Коташем присели к столу и выпили по чарке за здоровье хозяина и его гостей. Разговор вертелся в основном вокруг недавно отгремевшей битвы и ее последствиях. От Фронелия Стилихон узнал, что комит Андрогаст, переметнувшийся на сторону Феодосия, был назначен префектом претория и опекуном малолетнего Валентиниана. Это известие не очень удивило Стилихона, ибо он знал об отношении руга к божественному Максиму.
— Максим, выходит, погиб? — спросил Стилихон у Фронелия.
— А как ему было уцелеть при таком количестве изменников в свите, — усмехнулся магистр, числившийся в мятежниках еще со времен императора Валента. Впрочем, обвинения в измене с него были сняты лично императором Феодосием, и Фронелий даже показал Стилихону бумагу, возвращающую магистру права римского гражданина.
— А твое имущество? — спросил трибун. Старый римлянин засмеялся:
— Наследство, доставшееся от отца, я промотал без помощи императоров. Иначе римская армия никогда бы не узнала о сиятельном Фронелии, прошедшим долгий путь от простого легионера до магистра пехоты. Я ведь знал Феодосия еще мальчишкой, когда он был не столько божественным, сколько сопливым. И должен сказать, что он здорово подрос за это время.
— Ты собираешься вернуться в Рим? — спросил ветерана Стилихон.
— Вряд ли, — вздохнул Фронелий. — Я пережил всех своих врагов, трибун. А все мои друзья здесь, в Венедии. Пожалуй, мне уже поздно возвращаться. К тому же я язычник, и нынешний постный Рим мне не по нутру. Говорят, что епископ Амвросий потребовал закрыть театры, а женщинам больше не позволяют посещать общественные бани?
— В Медиолане все произошло именно так, как ты говоришь, магистр, — улыбнулся Стилихон. — Но римлянки восстали. И префект Вечного города сиятельный Никомах умыл руки.
