Валерий Елманов - Не хочу быть полководцем
Зато тысяча пятьсот пятьдесят второй год в стихах и красках. Приукрашивал, конечно, не без того. Послушать его рассказы, так он всем и руководил в большом полку, словно других воевод в нем и не имелось, хотя на самом деле Михайла Иванович был вторым, то есть, по сути, замом. Но про первого, про Ивана Федоровича Мстиславского, так ни разу и не упомянул.
И еще один вывод я о нем сделал как о полководце, причем опять-таки строго из его собственных слов. Худовато у него с налаживанием общей организации и контроля. Вот, например, рассказывал он, как его воины устанавливали напротив Арских и Царских ворот Казани туры. Это своего рода укрытия, находясь в которых можно совершенно безнаказанно стрелять по городу, потому что ставили их слишком близко от стен и для городских пушек они были тоже недосягаемы – «мертвая зона». Так вот, желая их уничтожить, татары учинили ночью неожиданную вылазку и едва их не захватили, но благодаря мужеству русских ратников, вовремя подоспевших из лагеря к этим турам, а также самого князя, сражавшегося в первых рядах и получившего несколько ран, казанцев удалось отбросить назад.
Ура герою? А кто спорит. Но если вдуматься, то получается как в детском мультфильме «В Стране невыученных уроков». Вначале кричат: «Слава гениальному математику!», а потом: «Позор двоечнику Виктору Перестукину!»
Неожиданная вылазка означает, что ни постов, ни охраны не было. Где рухнули на землю ратники, устанавливавшие эти укрепления, там и спать завалились. Дружно. Вповалку.
Понимаю, устали. С них особо и не спросишь – весь день с лопатами, да еще под обстрелом со стен. Тут свалишься. Но на то ты и полководец, чтоб подумать да тех, кто поработал, отправить в лагерь, на заслуженный отдых, а на замену прислать свеженьких. Да еще проинструктировать их как следует, хвоста накрутить. Мол, чую я, ребята, что ворог ныне ночью непременно постарается на вас напасть, ибо эти туры для них – нож в сердце. Потому ухо держите востро.
И все. Никаких тебе неожиданностей. Правда, потом было бы негде проявлять героизм, ну и ладно. Обошлись бы как-нибудь и без него. Да и без ран, что получил князь в этих самых первых рядах, исправляя собственную ошибку.
Но для этого надо было поставить себя на место врага: «А что бы я сделал, если б перед моими стенами неприятель возвел эдакую пакость?» И тут же дать ответ: «Да в ту же ночь и напал бы, чтоб все развалить». Только и всего. Но Воротынскому такое зазорно. Он на место поганого басурманина себя даже в мыслях никогда не поставит – не личит, дескать, такое русскому воеводе.
Само собой, князю я ничего не сказал и носом в его же недочеты тыкать не стал. Даже не намекнул. Зачем? Этим я ничего не исправлю и к жизни никого из тех героев не верну. Да и выводов он для себя никаких не сделает – годы не те. Чай, шестой десяток идет. Что выросло, то выросло. Но крестик в памяти я поставил. Сгодится на будущее.
Так и дальше было. Он про героический штурм, когда чуть ли не полгорода было в его руках, и лишь приказ царя на отступление помешал его ратникам в тот же день овладеть Казанью, а я еще один крестик: зарываешься ты, князюшка, и опять-таки до общей организации штурма тебе и дела нет – вперед и с песней, и все тут.
Оно, конечно, и это иной раз ох как нужно. Но еще лучше вначале все приготовить, а уж потом командовать: «Орлы! Порвем басурман на портянки! За мной, ребятушки!» Словом, как Александр Васильевич Суворов. Он ведь тоже любил и порыв, и геройский натиск. Вот только они у него потому и заканчивались успехом, что генералиссимус не забывал об организации. Вначале подготовка, а уж потом… Достаточно вспомнить, сколько времени он репетировал штурм Измаила, и сразу станет ясным, в чем именно сокрыта тайна его славных побед.
Но снова князю ни слова. Ну не видит он со своей печки общего положения дел, не учили его этому, так чего я лезть буду?
И еще один вывод. Видели за ним эту неспособность к стратегии. Именно потому, несмотря на включение князя сразу после взятия Казани в «ближнюю думу» царя, участия в ее заседаниях он практически не принимал. Оставив его по-прежнему воеводой, причем именно на южном направлении, Воротынского не посылали даже на Ливонскую войну.
Когда он рассказывал, что ни разу не скрещивал сабли ни с ливонцами, ни с Литвой, мне в его голосе почудилось сожаление. А я ему мысленно в характеристику еще один крестик. А почему не посылали? Да потому что там – иное. Там нужно правильно разместить пушки, уметь сконцентрировать удар, прикинуть, на какую стену направить главные силы, а на какую – для отвлекающего маневра, то есть опять-таки все организовать.
Приказ «Вперед и с песней!» здесь будет означать неминуемое назад и на носилках, а у него иных не бывает. Он из таких людей, что, и оказавшись на краю обрыва, перед пропастью, все равно бы крикнул: «Вперед!» Плюс, конечно, в этом имеется – летящий в бездну с пути не собьется. Только, когда долетит, этот плюс непременно обернется крестом. Могильным.
Ту же опалу взять. Вроде невинно пострадал, незаслуженно. Спору нет, отправка в ссылку – это перебор. А за что? В кои веки Михайла Иванович попал на заседание ближней Думы, где как раз обсуждалось новое уложение о княжеских вотчинах, в котором княжатам категорически воспрещалось продавать и менять родовые земли. Получалось что-то типа некооперативной квартиры в советские времена, то есть живи и пользуйся, но продать, обменять и прочее не смей.
Более того, по тому же уложению выморочные владения, то есть владения тех, кто умер, не оставив после себя сыновей-наследников, подлежали возврату в казну. Это сейчас закон обратной силы не имеет, а тогда… Словом, предполагалось учинить пересмотр всех сделок и наследований, начиная аж с тысяча пятьсот тридцать третьего года, то есть после смерти великого князя Василия III. А у Михайлы два брата, и оба без сыновей. Один, Александр, еще жив, а другого, Владимира, ко времени обсуждения нового уложения почти десять лет не было в живых. Получалось, что все вотчины Владимира уйдут не братьям, а в казну.
Была там и хитрая оговорка. Мол, ежели кто ударит челом царю-батюшке, то государь может дозволить унаследовать земли брата. Даже племянники могли их получить. Тот же Борис Годунов молча бы все проглотил, ударил, не пожалев чела, и… получил.
Но у Воротынского характер не таков. Это ему, человеку, который единственный на Руси носит вслед за своим отцом самый почетный титул «слуги государева», герою Казани и прочее, бить челом?! А ну вперед и с песней! И понеслось…
Короче говоря, если деликатно, то он на том совещании «немного погрубил» царю. И я примерно представляю его речугу – доводилось слыхать, как он иногда обращается с холопами, если пребывает в легком расстройстве духа: «Да мать же твою так и перетак, раскудрит ее через коромысло! В рот вам всем дышло, а тебе, Степашка, еще и хомут с оглоблей. Чтоб тебя, Артамошка, Баба-яга в ступе прокатила! Вихрем тя подыми, родимец тя расколи, гром тя убей! Да чтоб тебе, Епифашка, ежа против шерсти родить! Чтоб тебе ни питьем отпиться, ни едой отъесться, ни сном отоспаться, ни в чистом поле разгуляться. Помереть бы тебе, Прошка, без попа, без дьякона, без свечей, без ладана, без гроба, без савана!»
