Николай Шевченко - Спецназ Его Величества
Вверху раздался глухой шипящий звук, и изумленный Сироткин, округлив глаза, увидел, как из-за вершин деревьев, полого снижаясь к нему, довольно быстро приближалось что-то похожее на ступу со скрючившейся в ней человеческой фигуркой, державшей метлу.
Странный летательный аппарат приземлился рядом с Сироткиным, и из него с кряхтением вышла крючконосая старуха, одетая в длинное темное платье из грубого материала.
– Ну чего рот-то раззявил? – раздраженно проговорила она. – Как сюды пробрался?
И, не ожидая ответа от остолбеневшего Сироткина, проковыляла к месту, где джип почему-то буксовал.
– Ах, старый хрыч! – взмахнула она метлой. – Грила же лешему – очерти границу как следует, не торопясь. Нет, все спустя рукава. Ужо я ему задам! – взъярилась старуха. – Ну он у меня попляшет!
Она кровожадно застучала зубами. Затем, повернувшись к Сироткину, гневно сверкнула на него цепкими злыми глазками:
– Садись, добрый молодец, в свою карету… Тьфу! Машину-самокатку, и езжай отседова.
– Ты чё, бабка, сдурела, что ли, – встрепенулся Сироткин, приходя в себя. – Тут что, твой огород? Раскомандовалась. На деда своего ори!
Старуха захлебнулась от негодования:
– Да ты… да ты… Да ты знаешь, с кем говоришь?!
– С тобой, с кем еще, – нарочито лениво ответил ощетинившийся Сироткин и достал сигарету. – Ненормальная какая-то, – уже тише добавил он.
– Да я – сама баба Яга! – взвизгнула старуха. – И здеся моя, как её… запретная зона.
Сироткин малость встревожился – бабка точно с приветом, еще в драку бросится, принес же ее черт. Как будто и вправду в ступе прилетела. Покажется же…
Тут перед старухой неожиданно возник корявый низенький мужичонка со спутанной густой бородой, с ног до головы одетый в какое-то топорщившееся рванье. Старуха с криком напустилась на него, мужичонка, понурив голову, в чем-то оправдывался, невнятно бормоча себе под нос.
– Лето счас, – бушевала старуха, – ездют и ездют кто ни попадя, а ты? Шевелись! – заорала она, и мужичок, суетливо взмахнув руками, бросился к краю поляны, волоча за собой кривую толстую палку. У зарослей малинника он остановился.
– Все, – недовольно пробасил мужичок, икнул, и словно провалился под землю.
– Закрыли мы, милок, заповедные наши места, – мигом успокоившись, обратилась старуха к Сироткину, – поэтому чуток тебе у нас погостить придеца.
Поляну прикрыл колеблющийся зеленоватый туман. Кругом стало непривычно тихо – ни ветерка, ни шелеста листвы, ни щебетанья птиц…
– Вишь, как сработал старый бусыга, – весело захихикала старуха. – А покедова на него не наорешь – не робит. Давай, ступай за мной, гость незваный, жаль, баньку не истопила.
Сироткин послушно и не о чем не думая, словно под гипнозом послушно зашагал в глубь леса. Вскоре он увидел небольшую рубленную с маленькими узкими окошками избушку, стоящую на сваях – двух громадных в диаметре пнях в человеческий рост.
– Никакой буран, ни потоп не страшен, – похвалилась старуха своим жилищем, и поохивая, поднялась в избу по скрипучей узкой лестнице, поманив за собой Сироткина.
– Так ты что, бабуля, одна здесь живешь, в глухомани? – поинтересовался он, оглядывая избушку, где под потолком и по стенам висело множество связок трав и сушенных кореньев.
– Одна, одна, – закивала старуха, – никто не заходит. Сама изредка навещаю Прасковью из Спиридоновки, она моя односумка, подруга то бишь. Сто один год мене по нашему счету.
– Как это? – рассеянно спросил Сироткин, глядя на старенький транзисторный радиоприемник, стоящий на печке.
– У нас, сударик, здеся времечко разов в десять медленнее идет, чем у вас в миру, – объяснила старуха. – Получается – тыща восемь лет мене в октябре минует.
Сироткин поежился. Ясно, временами находит на бабку, но что на него нашло, зачем он поперся сюда?
– Вижу, радио у тебя, бабуля, – сменил тему Сироткин.
– Прасковья дала, Прасковья, – радостно закивала старуха. – Слухаю его цельные дни. Спасибо ей, уважила. На старости лет ума-разума набираюсь. А штой ты, князюшко, в лес приехал, кого привез?
– Да шеф решил по очередному случаю пикничок организовать с друзьями, да подругами внештатными, там вот, на полянке, – угрюмо ответил Сироткин, и почему-то разговорился. – Черт, крутишься как проклятый и днем и ночью. Туда-сюда. И не пикнешь. Круто прижал меня этот Клещеев. Должен я ему прилично. Сам же, гад, и подставил, а потом – гони бабки! А я уже нищ, – Сироткин тоскливо глянул на старуху. – И не куда не денешься – жена, дети. Чуть чего, и они пострадают. Короче, отрабатываю, как в рабство попал. И не один я у него такой…
– Крепостной, значица, – понимающе цокнула языком старуха. – Разбойничек, твой хозяин-то, – сделала она вывод, – раз и дань собирает, и служить заставляет. А товарищи его кто?
– Да такие же морды, как и он, ничем нет лучше, – поморщился Сироткин. – А может, и хуже. Им человека убить – что мне комара хлопнуть. И не моргнут. Вот и молчу в тряпочку.
– Эх, касатик, лихо твое, лихо, – сочувственно пригорюнилась старуха. – Но ни че, я тебе подмогну. – Она потерла ладони и построжала. – У меня здеся тоже не все в порядке. Совсем суседи распустились. Борюся с ними. Куды органы смотрят? Кощей куражится – первый бандит, терпежу нет. Сотворить ему конфискацию. Леший, да ты его видел, питух, пьянь, бусыга. Со своими обязанностями не справляется, зелье из мухоморов варит. Надо привлечь. Водяной – то ж не лучше, мутит воду, на всех строчит подметные письма. Кляузник лупоглазый. Рыбья кровь. Примем меры. Ответит по всей строгости…
Похоже, бабка шпарила в манере услышанного по радио.
«Ну и кликухи она пораздала соседям, – подивился Сироткин, – „Кащей“, „Водяной“».
Старуха прервала свою обвинительную речь и запричитала: – Не с кем мне, старой, месяцами словом перемолвица. Ведьмы в лекарки подались, на заговоры и травы. Народ к ним так и прет, не до меня им. А ране их нечистой силой щитали…
– Слушай, бабуля, ты извини, но мне край надо назад, – не выдержав и полчаса старухиной болтовни, осторожно сказал Сироткин. – Шеф может взбеленится.
– Погоди, милок, – встрепенулась старуха, – есть тут у меня дельце невеликое – должок кое у кого спросить. Отдохни на полати. Я мигом.
Минут через пятнадцать старуха вернулась. По ее веселевшим и оживленно бегающим глазкам Сироткин понял, что должок ей, вероятней всего, отдали.
– Пойдем, гостенек, провожу тебя. Уважил старую – наговориласть всласть.
Остановившись у поляны, старуха сделала несколько резких пассов, наверное, творила свои заклинания.
