Юрий Корольков - Операция «Форт»
Васин провел рукой по осунувшемуся небритому лицу, поднял голову и взглянул в глаза следователю. Теперь это был другой — прямой и открытый взгляд.
— Высказал я вам, товарищ следователь, все, что на душе лежало, будто камень свалился. Теперь, может, легче станет… Сколько лет на земле живу, такого стыда не испытывал. Дочь она мне была, не так это просто.
О дочери Васин говорил в прошлом времени, как о покойной. Рощин молча слушал признания человека, пережившего тяжелую жизненную трагедию. Теперь он не перебивал его, не спрашивал — пусть выговорится сам.
Яков Федорович снова умолк. Рощин не мешал ему думать. Как бы очнувшись, Васин опять провел рукой по лицу.
— Хочешь не хочешь, надо досказывать, — с надрывом проговорил он. — Жену свою последний раз я в Куяльнике видел. Там рядом тоже есть выход из катакомб. Екатерина моя была связной, вот и пришла с донесением. А я как раз к ней вышел. Так и встретились ненадолго в одной хатке. Разговор был короткий. Тот раз она и сказала мне, что видела на улице Молодцова, вели его в кандалах, наверно, вели в тюрьму. Бородой весь зарос, осунулся. Екатерина подошла к нему, будто незнакомая, дала ему в руки — на кандалы положила — снизку бубликов. Она как раз с базара шла. Володя улыбнулся ей, поблагодарил взглядом, а сказать ничего не смог, солдаты рядом. Потом жена через одну женщину стала им передачу в тюрьму посылать — Молодцову и двум Тамарам. У этой женщины муж тоже в тюрьме сидел.
Катя все за меня тревожилась — как я в катакомбах живу, опасно, мол, а случилось, видите, наоборот. Вскорости арестовали их с дочерью — четвертого июня. Как раз, когда я к Савранским лесам шел. Дочь потом выпустили, свояченица говорила, будто она ко мне в Балту зачем-то приезжала. После этого видели ее с каким-то румынским офицером. Вся в мехах, в шелках, в золотых кольцах. Ходила не таясь, стыд совсем потеряла. А Екатерину в октябре расстреляли, в сорок втором году… Обо всем этом только на днях узнал. За войну где только не скитался я, а когда услыхал, что Одессу освободили, сразу приехал. Думал, семья здесь, а получилось вон что…
Ну, а теперь, может, вы сами о чем меня спросите, товарищ следователь. Спасибо вам, что не перебивали.
Майор Рощин продолжал ломать голову все над теми же вопросами: как могли получиться, что арестовали Молодцова — Бадаева. Он снова просил Васина рассказать о работе отряда, выспрашивал, уточнял, казалось бы, самые второстепенные детали.
Биография у Васина заурядная, непримечательная. Ему за пятьдесят, участвовал в гражданской войне, работал в милиции, потом работал в совхозе. Почему ушел из милиции? Ответил прямо — больше платили, лучше снабжали, вот и ушел.
В войну приехал один знакомый по прежней работе. Расспрашивал, выяснял, под конец предложил остаться в тылу, в Одессе на подпольной работе. Семью, захочет — эвакуируют, захочет — оставят. Заработок сохранят. Знакомый говорил, что такой человек, как он, им нужен — беспартийный и незаметный.
Сразу ответа не дал. Подумал, с Катей поговорил, — сказала, никуда от него не уедет. Так и согласился.
Сначала Васина хотели использовать в городе, на пивном заводе устроить, но Яков Федорович возразил. В городе его многие знают по работе в милиции. Сам провалится и других за собой потянет. Тогда и решили направить Васина в отряд, в катакомбы. Отряд только что создавали.
С Бадаевым познакомился в это время. Павел Владимирович долго к нему присматривался, потом как-то сразу доверился и стал давать самые что ни на есть секретные поручения.
Занимался Яков Васин снабжением отряда, закладывали партизанскую базу в шахтах, возили оружие в катакомбы. Позже Бадаев поручил ему готовить конспиративные квартиры. На Нежинской в такую квартиру поселился Федорович Антон под именем Бойко. Сделали его хозяином слесарной мастерской, а в мастеровые дали двух братьев Алексея и Якова Гордиенко. Третьим в мастерской работал Саша Чиков. Они втроем занимали отдельную комнату в той же квартире, где и Федорович.
В этом доме и арестовали Бадаева вместе с ребятами, с Тамарой Межигурской. Одного Васин не мог взять в толк — как так: оборудовал он квартиру в первом этаже с двумя входами, а взяли их на четвертом этаже, оказались в такой мышеловке, что просто диву даешься… Как могло это случиться, Яков Васин сказать не мог.
Еще одну тайную квартиру оборудовали на улице Подбельского. Поселилась в ней Екатерина Васина с дочерью. Это была запасная явка для подпольщиков.
Конечно, в городе были и другие подпольные квартиры, но Васин ими не занимался.
Особенно подробно следователь выспрашивая Васина о Петре Бойко. О нем Яков Федорович тоже много сказать не мог. Познакомился он с Петром Бойко перед тем, как отряд ушел в катакомбы. Познакомил их Бадаев на Нежинской улице, когда Васин привез на машине оборудование для мастерской. Втроем обсуждали, что где расставить, проверяли черный ход из квартиры, выходивший на соседний двор.
— Настоящая-то фамилия Петра Бойко была Федорович, — сказал Васин.
— Значит, вы знали, что Бойко и Федорович одно и то же лицо? — спросил майор Рощин.
— Совершенно точно! Бадаев этого не скрывал от меня. Приказал только никому не рассказывать.
— А зачем вам нужно было знать такие подробности?
— Так как же иначе? Бадаев и поручил мне готовить Федоровича на новое жительство для подпольной работы.
— Значит, он доверял вам?
— Выходит, что так. Раз в партию рекомендовал — значит, доверял. Разумеется, не во всем. Человек он был осторожный. Где открыли другие квартиры, где были тайники, я не знал. Мне этого и знать не требовалось. Там другие работали. А вот ребят Гордиенко, этих хорошо знал. И с матерью их Матреной Демидовной познакомился. Отличная женщина. Встретился, когда пожитки ребят к Федоровичу на квартиру перевозил.
Вот как все и получилось, товарищ следователь. А сам я так беспартийным и остался. Когда Бадаев исчез, тут уж не до того было…
Когда я приехал в Одессу, чтобы закончить изучение дела «Операция „Форт“, Васина уже не было в живых. Последние годы Яков Федорович одиноко жил в том доме, где раньше находилась конспиративная квартира бадаевцев. По-прежнему среди двора стоял раскидистый каштан, бросая широкую тень на землю. До конца дней своих Яков Федорович не мог забыть, не мог простить гнетущей обиды, которую нанесла ему родная дочь. Рассказывали, что после войны Зина-Канарейка (к тому времени ее звали уже Зинаида Яковлевна) приезжала в Одессу, хотела встретить отца, искала с ним примирения, но Васин отказался от встречи. Так и уехала она ни с чем в Бухарест или в какой-то другой румынский город. Теперь там и живет.
