Роберт Святополк-Мирский - Четвертый хранитель
Испытывая глубокую симпатию и доверие к человеку, который никогда его не подводил, безукоризненно выполняя самые сложные задания, маршалок Ходкевич, нарушая закон, отпустил из-под стражи князя Андрея на похороны отца, и на улаживание последовавших за этим наследственных дел.
Князь Андрей был единственным сыном, а потому процедура вступления в наследство была простой. По завещанию старого князя трое слуг его имения — старик Томаш, личный слуга хозяина, горничная Магдалена и кухарка Агата получили достаточно денег, чтобы устроить свою дальнейшую жизнь, однако, они очень просили князя Андрея не увольнять их, обещая поддерживать хозяйский дом в его отсутствие в порядке и сохранности до тех пор, пока, даст Бог, юный барин женится и в этой старой усадьбе вновь зазвучат звонкие детские голоса.
Князь Андрей лишь печально улыбнулся, и, согласившись на просьбу старых слуг, покинул родовое имение, чтобы снова вернуться под арест.
…Следствие затянулось надолго, и хотя большинству тех, кто занимался этим делом, было ясно, что вины князя Андрея здесь нет, отец погибшего юноши не мог с этим смириться, и ему все казалось, что здесь кроется какой-то заговор и что сын его был коварно и жестоко убит по заранее обдуманному плану.
Пока дело не было завершено, и суд не вынес своего окончательного решения, Ходкевич отпустил Андрея из ареста, взяв с него честное слово дворянина, что он будет находиться в своем доме на окраине Вильно, (где он жил на протяжении всех лет своей службы в ведомстве Ходкевича), не покидая его без специального разрешения маршалка.
Андрей послал гонца, вызвал из осиротевшего имения кухарку Агату, чтобы она вела хозяйство во время его домашнего ареста, поскольку он не имел права даже выйти на улицу.
Нечаянное, но отягощающее совесть убийство, скоропостижная смерть отца и, наконец, разлука с Варежкой, глубоко повлияли на и так довольно замкнутого князя Андрея.
Бывало он целыми неделями не говорил Агате ни слова, молча ел все, что она готовила, полностью положившись на нее и ничего не заказывая, целыми днями и ночами читал книги, привезенные из имения вместе с Агатой, а иногда долго писал что-то при свече, порой до самого утра.
…Варежке тоже было не сладко. Все знали, что ее партнером по танцам был назначен юный красавец, князь Четвертинский, и вот он убит (дай Бог, чтобы это был честный поединок!), никому не знакомым человеком, едва ли ни в два раза старше Варежки, который отчего-то вздумал, нарушая все правила, пригласить ее на первый танец.
Варежка натерпелась упреков и нареканий со стороны матери Иоанны, а также других воспитательниц, которые хором утверждали, что она совершила ошибку, куда более чудовищную, чем та пресловутая девушка, которая не надела на руку перчатку. По их мнению, Варежка должна была категорически отказаться от приглашения неизвестного ей человека, и надменно, повернувшись к нему спиной, идти танцевать с предназначенным ей князем Вацлавом.
Варежка сама была удручена происшедшим, и склонна была винить себя, хотя до сих пор такого рода чувства не были ей знакомы — обычно, что бы ни случилось, она всегда считала себя правой.
Впрочем, во всей этой мрачной и печальной истории утешало ее лишь одно, и об этом знала она и больше никто на всем белом свете.
Дело в том, что еще до начала праздника Варежка загадала: если первый в своей жизни танец на своем первом балу она станцует с князем Андреем — они будут вместе всю жизнь.
Танец, несмотря на трагические последствия, все же состоялся, и это внушало надежды на светлое будущее.
Тем временем, обстановка все ухудшалась — большинство подружек по пансиону избегали Варежку, перестав с ней вовсе разговаривать, и лишь одна верная Елизавета, княжна Сангушко, не только не переменила своего отношения к подруге, а напротив старалась, как могла, утешить и подержать ее.
Однажды зимним февральским вечером, когда за окнами монастыря свистела вьюга, и в каменных монастырских кельях было страшно холодно, Варежка и Елизавета, закутавшись во все теплые вещи, которые у них были, готовились ко сну.
Прежде чем лечь, Варежка выглянула в окно и вдруг увидела, как в ворота монастыря въезжают сани, останавливаются у крыльца и сама настоятельница, мать Иоанна, выходит навстречу этим саням, а кто-то большой — несомненно, мужчина — закутанный в бобровую шубу, шествует вместе с матушкой внутрь.
Странное предчувствие надвигающейся беды кольнуло Варежку в самое сердце. Какое-то неясное внутреннее чувство, возможно воспитанное еще в том далеком лесном разбойничьем детстве, вдруг шевельнулось в ней и подсказало, что она должна непременно выяснить, что происходит — ведь светский мужчина в женском монастыре — неслыханное событие.
— Лиза, — прошептала Варежка, — Я должна посмотреть кто это!
— Ты знаешь, что будет, если тебя поймают?!
— Все уже давно спят. Я тихонько…
Варежка уложила одеяло на своей постели так, чтобы казалось, будто она спит, закутавшись с головой, и сбросив подшитые мехом башмачки, босиком на цыпочках двинулась к двери.
— Ты сума сошла! — Испуганно зашептала Елизавета. — Босиком по каменным плитам в такой холод! Ты простудишься и умрешь!
— Обойдется, — ответила Варежка. — Бывало, я и по льду босиком ходила. Если кто заглянет, скажи, будто мне нездоровится и не надо меня будить.
Ловко и бесшумно Варежка, прижимаясь к стенкам, пересекла несколько пустых монастырских коридоров, зал, где проходили занятия а, подкравшись к келье настоятельницы, с удовлетворением отметила, что дверь плотно не заперта и полоска света из довольно широкой щели падает в коридор.
Заглянуть в келью Варежка опасалась, но, спрятавшись за дверью, слышала каждое произнесенное там слово.
— … поэтому я был уверен, что смерть моего сына является результатом какого-то заговора, но я долго вел поиски не в том направлении, пытаясь навести побольше справок об убийце, и не смог найти ничего компрометирующего. Потом вдруг я как-то осознал, что, в сущности, все произошло из-за вашей воспитанницы. Я решил выяснить, что известно о ней. Она ведь записана у вас, как панна Русиновская-Сурожская. Что вы знаете о ее родителях, матушка?
— Ее отец — богатый и влиятельный дворянин, владеющий двумя большими поместьями: в том числе родовым — Русиново, а также обширными Сурожскими землями на юге. Он вдовец, но у него есть старший сын — Максимилиан, который регулярно навещает сестру и весьма аккуратно привозит оплату за обучение. Я не понимаю, князь, что вас смущает?
— А то, милейшая матушка, что если бы вы взяли на себя труд еще четыре года назад проверить, кем на самом деле является так называемая панна Русиновская-Сурожская, вы бы выяснили, что никакого имения Русиново не существует в природе, а кастелян города Сурожа никогда не слышал ни о каких владельцах, поскольку это королевские земли.
