Бернард Корнуэлл - Несущий огонь (ЛП)
Ко мне.
И тут я понял, почему двумя днями ранее двое откололись от числа переговорщиков и вернулись в форт, лишь бы не встречаться с нами. Видимо, они узнали меня, и понимали, что я тоже узнаю их, не просто узнаю, но и почую тошнотворный душок предательства — готовясь выпустить кишки Тинтригу тяжелым мечом, со мной сошелся Брайс.
Когда-то у меня был воин по имени Брайс — подлый мелкий ублюдок, который в итоге погиб под мечом датчанина во время захвата Честера. Может, имя делает человека подлым, потому что Брайс, стоящий сейчас передо мной, это еще одно злобное создание. Рыжеволосый и седобородый воин, что неоднократно сражался за своего господина Этельхельма. Человек, которого тот всегда выбирал для грязной работёнки. Именно Брайса послали в Сирренсестр схватить Этельстана, и Этельстан точно бы погиб, если бы мы этому не помешали. Теперь Брайсу доверили разжечь войну, и он снова провалил задание.
Брайс яростно взревел и нацелился Тинтригу в брюхо. Мне пришлось развернуть жеребца, умышленно обернувшись к противнику левой стороной — без меча. Он это увидел и снова сделал выпад, надеясь выпустить Тинтригу кишки, но я отразил мощный удар левым стременем: клинок рассек кожу сапога и наткнулся на одну из скрытых железных пластин. Он все-таки меня ранил, но и вполовину не так сильно, как я повредил черепушку Брайса, двинув по ней железным краем щита. От удара Брайс свалился на землю. Я понадеялся, что не прибил скотину, потому что это удовольствие должно обождать.
— Мне его прикончить? — Кеттил, один из моих датчан, заметил, что Брайс еще шевелится.
— Нет, он пленник! Убей лучше коня, — я указал на лошадь, сбитую копьём Свитуна, ковылявшую с перебитой ногой.
Кеттил спешился, взял топор Фолкбальда и сделал, что требовалось. Все шестеро беглецов смирились и теперь стали пленниками.
Фолкбальд, один из моих гигантов-фризов, держал высокого пленника за загривок, или, скорее, за кольчужный капюшон, волоча его по земле, забрызганной кровью убитой лошади.
— Говорит, что священник, — жизнерадостно сообщил мне Фолкбальд.
Он бросил свою ношу, и я узнал отца Херефрита в кольчуге поверх рясы. Священник зыркнул на меня, но промолчал.
Я улыбнулся и спешился, передав поводья Рорику, который подхватил огромный флаг с красным топором. Я вложил в ножны Вздох Змея и бросил щит на траву.
— Итак, — обратился я к отцу Херефриту, — ты один из духовников короля Эдуарда?
Тот по-прежнему молчал.
— Или ты ручной колдун олдермена Этельхельма? Вот этот придурок, — я указал на Брайса, распластавшегося на траве, — человек Этельхельма. Здоровенный болван. Хорош для того, чтобы убивать и калечить, просто талант, если нужно кого-то избить или насадить на копьё, но у него мозги улитки. Лорд Этельхельм всегда посылает какого-нибудь умника вместе с ним, чтобы указывал Брайсу, кого бить, а кого — нет. Вот потому он и послал тебя.
Отец Херефрит свирепо взглянул на меня, одним из тех взглядов, что способны убивать.
Я снова улыбнулся.
— А лорд Этельхельм приказал тебе спровоцировать войну. Он жаждал услышать, что на тебя напали люди короля Сигтрюгра. Вот почему ты оскорблял меня два дня назад. Ты хотел, чтобы я тебя ударил. Одного раза хватило бы! А потом ты мог спокойно ускакать домой и наблеять лорду Этельхельму, что я нарушил перемирие, наподдав тебе. Что я напал первым! Ты же этого добивался, да?
На его лице не дрогнул не один мускул. Священник молчал. Мухи садились на голову дохлой лошади.
— Но не вышло, — продолжил я, — поэтому тебе пришлось изобразить воинов короля Сигтрюгра. Ты изначально намеревался так и сделать, разумеется, потому и притащил сюда щиты с намалеванным красным топором, но, видимо, надеялся, что этот обман не потребуется? Но потребовался... Однако и это не удалось, — я поднял правую руку и дотронулся рукой в перчатке до шрама на его щеке. Херефрит вздрогнул. — Этот шрам не получить, служа мессы, или кто-то из мальчишек хора оказал тебе сопротивление?
Священник, продолжая молчать, попятился, чтобы уклониться от моего прикосновения. У него на поясе болтались пустые ножны, а значит, он нарушил церковные правила, взяв в руки меч.
— Ты точно священник? — спросил я. — Или только притворяешься?
— Я священник, — прорычал он.
— Но стал им недавно. Раньше ты наверняка был воином.
— Я все еще воин! — он плюнул в меня.
— Один из воинов Этельхельма? — спросил я с неподдельным интересом.
— Я служил лорду Этельхельму, пока Господь не сообщил мне, что как слуга церкви я достигну большего.
— Твой бог наврал тебе с три короба! — я указал на меч, отличный клинок, лежащий в траве. — Ты был воином, так что я дам тебе этот меч, и можешь сразиться со мной. — Священник не ответил, даже бровью не повел. — Разве не этого хочет твой бог? Не моей смерти? Я же дьявольский выпердыш, задница сатаны, как там ты меня называл? Ах да, и убийца священников! И вот этим я горжусь.
Когда я шагнул к нему, Херефрит лишь с ненавистью посмотрел на меня.
— А еще ты сказал, что я женат на саксонской шлюхе, и за это, святоша, я дам тебе то, что ты хочешь — повод. Это тебе за мою саксонскую жену, — я ударил его по щеке, которой касался раньше, и он не просто вздрогнул, а упал навзничь, его лицо обагрилось кровью. — Только вот повод этот несколько запоздал. Ты будешь сражаться? Это единственная война, что ты получишь.
Он встал и пошел на меня, но я снова его ударил. На этот раз по зубам и достаточно сильно — заныли костяшки пальцев, и я почувствовал, как крошатся зубы. Священник снова упал, и я пнул его ногой в челюсть.
— А это тебе от Эдит, — пояснил я.
Финан наблюдал за этим с седла и притворно вскрикнул, как будто я ударил его, а не отца Херефрита.
— Не очень-то разумно с твоей стороны, — произнес он и скривился, когда священник выплюнул зуб и сгусток крови. — Ему в воскресенье нужно читать проповедь.
— Надо же, не подумал об этом.
— У нас гости, — произнес Финан, кивая в сторону юга.
Поток всадников изливался из форта. Брунульф поехал перехватить их, поэтому я предоставил отца Херефрита заботе Фолкбальда, снова взобрался в седло и поехал им навстречу.
Когда жаждущие битвы молодые воины из форта оглядывались в поисках врагов, возникло некоторое замешательство, но Брунульф крикнул им, чтобы убрали оружие, и направился ко мне. Он был серьезен, смущен и бледен. Я придержал Тинтрига и подождал, пока подъедет Брунульф, а потом посмотрел на небо.
— Рад, что дождь задерживается, — сказал я, когда тот поравнялся со мной.