Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Марфа вдохнула свежий, соленый воздух и улыбнулась: «Хорошо у вас тут, Матвей».
— А как же, — брат вдруг раскинул руки, — не зря я этот город еще во время оно приметил. Ну да в Новом Свете, думаю, не хуже, — он подтолкнул Марфу и добавил: «А то вы все там были, а я — еще нет. Давайте, — он подогнал их, — не след к обеду опаздывать.
Марфа оглянулась на корабль и почувствовала, как щемит у нее в сердце: «Побуду, недели две и уеду, — пообещала себе женщина. «А как вернусь, — сразу с Джоном поговорю, по душам. Не след так жить-то».
Она подобрала подол шелкового платья, и, вздохнув, сказала: «Ну, пойдемте».
Мария услышала в распахнутое окно голоса с улицы, и, побледнев, вытерев руки холщовым полотенцем, подумала: «Вот и все. Господи, помоги мне, только бы все хорошо было. И Тео, она ведь помнит мать, немного, но помнит. А я, какой матерью буду?»
Женщина перекрестилась, и, распахнув дверь, подняв голову, увидела его глаза — зеленовато-голубые, в темных ресницах. Дэниел смотрел на нее так, как будто вокруг, — в аккуратной, застеленной персидским ковром передней, — больше никого не было.
— Наконец-то, — подумал мужчина. «Какая же она красивая, как я ее люблю, Господи».
— Мария! — Тео выскочила из-за его спины и бросилась к женщине. «Я так скучала! Спасибо вам за ноты, я всему выучилась и вам поиграю. И мы вам новые ноты привезли, вам Белла передала, от ее наставника.
Женщина присела, и, прижав к себе ребенка, целуя белокурые, мягкие волосы, серьезно сказала: «Я так рада, милая, что ты здесь. У меня есть имбирь, и корица, сделаем завтра с тобой печенье, для всех?»
— Конечно, — кивнула Тео, и, оправив бархатное, золотистое платьице, церемонно сказала: «А это мой дядя, Стивен, он в Париже живет. Позвольте вам представить».
— Рад встрече, сестрица, — высокий, белокурый, мальчик склонился над ее рукой. Дэниел все глядел на женщину, а потом весело сказал: «Стивен, мышка, похозяйничаете тут? А мы с Марией прогуляемся немного».
Дэниел подал ей руку, и, когда дверь закрылась, наклонившись, шепнул: «Я просто так давно вас не видел, Мария, письма — это ведь другое, хотя я их все храню».
— Я тоже, — она подняла васильковые, доверчивые глаза и вдруг улыбнулась: «Дэниел, вы только знайте — вы мне можете все рассказать, всегда, и я выслушаю. Ну, и посоветую, если смогу, конечно».
— А как же иначе? — удивился он, взяв ее маленькую, с загрубевшими кончиками пальцев, ладонь. «Я ведь вас люблю, Мария, мы же семья — конечно, я вам буду все рассказывать».
Женщина вдруг, на мгновение, закрыла глаза и подумала: «Конечно. И будет гореть камин, и я буду сидеть с вязанием, а дети — делать уроки. А он будет рядом, всегда, так, что можно будет взять его руку, и даже просто молчать, — но вместе».
Дэниел, будто услышав ее, проговорил: «Да, Мария, так и будет». Он внезапно рассмеялся:
«Только мы еще Куэрво с собой заберем, помните его?»
— А как же, — лукаво ответила женщина. «Я даже знаю, куда мы его клетку поставим».
Дэниел посмотрел на прядь золотистых волос, что выбивалась из-под чепца, и подумал: «А ведь когда-то, даст Бог, и место для колыбели искать будем. Как хорошо, что я решился, как хорошо».
— Давайте, — сказал он вслух, весело, — я вам про своих мальчиков расскажу. Там уже нового учителя взяли, тоже нашего, из компании, капитана в отставке, но я им обещал, что, как в Лондоне буду, — прокачу их по Темзе. Поедете с нами?
— Обязательно, милый, — вдруг сказала Мария, и еще раз повторила: «Обязательно».
Стивен выглянул в окно и вздохнул: «Уже и не видно их, за угол завернули. Ты такая счастливая, Тео, у тебя теперь мама будет». Мальчик присел на подоконник и Тео робко спросила: «А ты бабушку мою совсем не помнишь? Ну, маму свою».
— Помню, но я тогда еще совсем малыш был — как она умерла, — Стивен поднялся и, скинув камзол, засучив рукава рубашки, сказал: «Давай-ка, мышка, накрывать на стол, дедушку Мэтью не надо голодным держать, да и папу моего — тоже».
— И как ты всему научился? — восхитилась Тео — мальчик ловко расставлял тарелки на столе.
Стивен рассмеялся: «Мы же с папой все время вдвоем, так что я все могу. Папа говорит, что мужчина должен уметь обходиться без слуг».
— Пойдем, мышка, — позвал ее мальчик. — я суп принесу, а ты хлеб нарежешь.
— А ты расскажешь мне еще о Марокко? — спросила девочка, берясь за нож.
— Конечно, — успел ответить Стивен, и в дверях раздался веселый голос Волка: «А вот и мы, очень голодные!»
На круглом столе орехового дерева горели свечи. Матвей, с колодой карт в руках, прошел к окну, что выходило в маленький, ухоженный сад, и выглянув наружу, строго сказал: «Марья, шаль надень, холодно уже».
— Да не холодно, батюшка, — Марфа услышала счастливый голос женщины и улыбнулась.
— С вами двоими лучше играть и не садиться, — проворчал Матвей, тасуя колоду. «Говорил я с твоим Данилой Михайловичем, — он взглянул на Волка.
Тот молчал, поглаживая белокурую бородку, разглядывая свои карты.
— Сказал ему, — Матвей отпил вина, — может, у кого-нибудь детей с десяток человек, а Марья у меня — одна. Дитя седых волос, как от Писания сказано. Посему если вздумает он ее обижать…
— Данила на нее надышаться не может, — примирительно сказала Марфа, выкладывая карту.
«За ним, что за отцом его — как за стеной каменной, не волнуйся, Матвей».
Волк хмыкнул и, сделав свой ход, сказал: «Спасибо, Марфа Федоровна. А еще от Писания сказано: «Оставь всякий человек отца своего и мать свою, и прилепись к жене своей». И Данила у меня такой же, Матвей Федорович, это ведь жена, Богом данная, кровь и плоть твоя, как ее обижать можно?»
— А ты — то сам? — зорко глянул на него Матвей. «Я-то Писание наизусть знаю, сказано «Нехорошо человеку быть одному». Сосватай ему кого-нибудь, Марфа».
— Так все замужем, — женщина добавила себе карт. «Полли второго мальчика родила, в августе, Джеймсом крестили, в честь его величества».
— Я смотрю, — Матвей тихо расхохотался, — в Шотландии и вправду — нечем заняться.
— Кстати, — Марфа потянулась за бархатным мешочком, что висел на ручке кресла, — держи.
Личное приглашение тебе от его величества, вы как раз к ноябрю уже в Лондоне будете.
Матвей распечатал конверт и чуть присвистнул: «И во дворце уже его пьесы играют!
Молодец мой друг Шекспир, ничего не скажешь. «Буря», — он потер бородку. «Новая, какая-то».
— Этого года, — ответила Марфа. «Как Питер из Индии вернулся, нас тоже приглашали, ну да там его старую комедию представляли, из итальянской жизни, «Укрощение строптивой».
Очень хорошая».
