Дом царя Давида (СИ) - Метлицкий Александр Александрович

Итма держался за голову.

— Что с моими людьми?

— Никто не знает, может, кого взяли в плен, как и нас.

Итма пытался вспомнить, что произошло.

— Я помню нападение. Я пытался организовать людей, когда видимо, получил удар по голове. Но я не помню, чтобы противник прорвался, как тогда я получил такой удар?

— Было сражение, я помню, как ты скрылся в темноте. Я пытался понять, как организовать отпор, когда к моему шатру прорвались, и я выбрал сдаться в плен.

— Ты сдался в плен, — тут Итма удивлено посмотрел на Реи, — Ну мне многое становится понятно. Я мог организовать отпор и откинуть иудеев, но получил удар по голове. Может, все было связано. Вино и проникновенно предательские разговоры.

Тут Реи повысил тон.

— Стал бы я пить вино, зная об атаке. Ты скрылся среди своих людей и как бы я мог нанести удар. Да, я не хотел воевать больше за Гезер, я хотел вернуться в свой дом. Но отец мой боится и не желает слышать о союзе с Израилем.

Итма опустил голову. В этот момент лязгнул засов и дверь открылась. Вошли четыре стражника и лекарь. Осмотрев Итму, он сменил перевязь. Затем приказав Реи идти с ними, все ушли.

Реи не было очень долго, но вернулся он в весьма хорошем расположении духа. Итма за это время подремал, и голова уже не так гудела. Видя его хорошее настроение, Итма хрипло произнес:

— Похоже, ты договорился со своими новыми друзьями.

— Я бы не сказал, что договорился, но я убедил их, что готов служить царю Давиду. Я тебе уже говорил, что больше не буду служить Экрону или Гату.

Итма присел.

— Ты этого хотел, поэтому осуждать тебя не буду.

— А ты как же Итма? Ты моавитянин тебя ничто не связывает с филистимлянами. Я поговорил и тебя готовы принять на службу, у царя Давида много моавитян на службе.

Итма долго молчал.

— Может ты и прав, не знаю обречен ли Экрон, но то что Давид спросит с царя Экрона я не сомневаюсь. Я, по сути, наемник и служить тем, кто проиграет глупо. Возможно, я бы давно ушел, но много моих людей из моавитян и я не мог их бросить.

— Пошли служить царю Давиду ну что тебе эта семья Ахиш.

Итма хмуро посмотрел на Реи.

— Я дал слово служить и не могу изменить моему царю и госпоже Аталии. Ты был заложником и для тебя они враги. Я же дал слово и буду верен моему господину. Я мог бы обмануть тебя и этого Давида, но не буду.

Реи долго смотрел на Итму.

— Я хочу напомнить тебе, что госпожа Аталия отрубит тебе голову, если ты появишься без моей головы. Ты для нее никто обычный инструмент она не ценит верных ей людей.

Итма опять долго молчал.

— Мне надо подумать.

— Думай, времени у тебя теперь много. Как только тебя подлечат, отправят в Иерусалим. Я тоже поеду с тобой. Таков приказ Авишая военачальника Макаца.

18

Давид сидел у своей жены Вирсавии и наблюдал, как няньки одевают его четырехлетнего сына Шаммуя. Он родился через год после смерти Авессалома, и Давид посчитал это за благосклонность Бога. Рядом сидел четырнадцатилетний Соломон и его младшие братья Нафан и Шовав.

Наблюдая за сыновьями Вирсавии, Давид надеялся, что когда придет время править Соломону его братья станут ему опорой. Потом он бросил взгляд на слишком худеньких нянечек и настроение испортилось. Война с Авессаломом разрушила хозяйство и экономику страны. Он пытался навести порядок, но все пошло прахом и уже третий год стоит засуха.

Начался голод, поля высохли, в то время как насекомые быстро размножались и поглощали ячмень и чечевицу, салат и фрукты, предназначенные людям. Люди пытались восстановить заброшенные поля, но голод усилился. Царь открыл свои амбары, чтобы не допустить большой смертности людей от голода. Он вызвал Нафана и попросил вопросить у бога о такой напасти.

— Этот голод дан богом за грех совершенный много лет назад, — ответил он.

— И кто же это так нагрешил? — спросил Давид скептически.

— Саул и его род виновны в пролитии крови, потому что Саул убивал жителей Гавао́на. Саул, желая истребить язычников, обрушил свой меч на гаваонитян, им было дана клятва, что они будут служить нашему богу, а Саул пролил невинную кровь.

Давид закрыл глаза.

— Но это было давно. Разве Господь вечно помнит старые ошибки? Разве семья Саула не заплатила за его грехи.

— Ты спросил меня о причинах голода. Я сказал тебе то что велел сказать Бог.

На двадцать девятом году своего правления Давид позвал глав гаваонитян и спросил их:

— Что мне сделать для вас и чем искупить вину, чтобы вы благословили народ Иеговы?

Старейшины переглянулись.

— Ни серебром, ни золотом не расплатиться за то, что сделали нам Сау́л и его домашние, а предавать смерти кого-либо в Израиле мы не имеем права.

На это Давид сказал:

— Я сделаю для вас всё, о чём попросите.

Они сказали царю:

— За человека, который уничтожал нас и хотел искоренить из владений Израиля, отдайте нам семерых из его сыновей. Мы повесим их тела перед Господом в Ги́ве Сау́ла, избранника божьего.

Царь сказал:

— Я выкуплю жизни этих людей. За пролитие крови я голов дать вам золото и серебро несчетным количеством.

— Нет, царь мы хотим душу за душу.

Царь потемнел лицом и глухо произнес:

— Хорошо, я отдам их вам.

Давид вышел от Вирсавии и пошел дать распоряжение. Он не желал никого отдавать этим амореям но и голод надо прекращать. Они пожелали смерти сыновьям Саула, и Давид не мог ничего сделать.

Он смотрел на Бенаю который должен был выполнить приговор. Но он помнил о клятве, которую дал Ионафану и не хотел отдавать Мефивошета.

— Возьми Армо́ни и Мефивоше́та, двух сыновей Ри́цпы, дочери А́йи, которых она родила Сау́лу, и пять сыновей Меровы, дочери Сау́ла, которых воспитывает Мелхола для Адриэ́ла, сына мехолатя́нина Барзилла́я.

Давид собрал пятерых детей и выдал их гаваонитянам, напомнив им, что Господь милосерден.

— Кто ты такой, чтобы говорить за бога? — ответили они. — Отдай нам лучше сына Ионафана, живущего у тебя.

— Я поклялся защищать его, — сказал Давид. — Вы не коснетесь и кончиков его волос.

Недовольные тем что не получили в свои руки внука Саула, гаваонитяне сбросили семерых человек со скалы привязав на шею веревки. Риспа, мать двоих детей, взяла мешковину, расстелила её на скале и оставалась там с начала жатвы до тех пор, пока не пошли дожди. Днём она отгоняла от их трупов птиц, а ночью не подпускала к ним хищных зверей.

Это было в начале жатвы, и на этот раз урожай был хорошим, потому что Господь, сказал Нафан, снова услышал молитвы, но Давид оставался в отвратительном настроении в течение долгих месяцев.

Как царю, ему надо было ненавидеть и убивать. Убивать или позволять убивать других, как было с Авнером, Иш-Бошетом, Амессаем. И их дети, и внуки, пятеро детей Меровы… Позволить убить плоть своей плоти, как Амнон, как Авессалом. Нужно было любить пресный запах крови и, скрипя зубами, жаждать мести. Нужно было отказаться от прощения, так как царь не должен прощать.

— Я не кровопийца, — начал шептать он.

Он поднял голову и увидел лишь жаровню и трех ангелов, которые строго смотрели на него.

Его жёны, его слуги все хотели править через него. Но лишь Господь оставался его опорой.

Когда-то он ему пел:

Что бы он делал сегодня без Господа? Где бы он находился сейчас?

Господь повел его сюда, чтобы стать царем Израиля и Иудеи, и он, Давид, посвятил ему свою жизнь, но никто не был благодарен ему за это. Поколения упрекали его в доброте! Он вздохнул. Он поддерживал себя верой в Господа, а на земле его советчиками были матроны.